Ричард де Амальфи, Стр. 155

— Все, — произнес над головой негромкий голос, — теперь ты мой конь, понял?..

Ярость ударила в голову, да что за шуточки, тут же развернулся и шарахнулся о каменную стену. Мой всадник не успел убрать ногу, я услышал хруст, над головой зашипело, я упал, захватил наездника за голову и рванул на себя. Тот упал, перекатился через голову и, хромая, бросился прочь.

— А вот это уже напрасно…

Я догнал в два прыжка, бросать молот нет смысла, пленных надо брать по возможности живьем, а потом уж решать: вешать или рубить голову. Хотя в этом случае больше светит костер…

В прыжке я почти настиг неизвестного, однако он неуловимо преобразился, ноги истончились. Мои пальцы захватили пустоту. Неизвестный подпрыгнул, ноги уже не человеческие ноги, а птичьи лапы, мощно ударили два крыла. Я перекатился кубарем, вскочил, злой и опозоренный, ринулся следом. На фоне звездного неба огромный птах, похожий на журавля, бежит, размахивает крыльями, пригибается, готовясь оттолкнуться и швырнуть себя в воздух.

Я мчался следом, журавль — не воробей, с места не стартует, крупным птицам нужен разбег… Журавль уже поднимался в воздух на высоте человеческого роста, когда я догнал, подпрыгнул и ухватился за кожистую лапу. Птица покрупнее, чем журавль, судя по лапе, но мы сразу же просели, мои ноги начали загребать по камню, но птица из последних сил заработала крыльями чаще, и мы снова поднялись в воздух.

Держась обеими руками, я посмотрел вниз. В глазах потемнело, замок остался позади, внизу быстро скользит залитая лунным светом земля, совсем близко промелькнули вершинки деревьев, начали удаляться, проклятая птаха нашла силы продолжить подъем.

Я одной рукой вытащил нож и кольнул ее в пузо, тут же сунул нож в зубы, на манер пирата, ухватился за лапу двумя руками. Птица дико вскрикнула, попыталась клюнуть, потеряла поток восходящего тепла, ее резко понесло по дуге вниз. Снова заработала крыльями чаще, я опять выхватил нож и ткнул сильнее.

— Опускайся! — сказал я задыхаясь. — Опускайся!.. А то зарежу. Мне терять нечего.

Птица еще пару раз попыталась ударить клювом, во второй раз я ухитрился перехватить клюв, сжал в ладони, а отпустил только потому, что понеслись вниз едва ли не кувырком. Птица надсадно каркала, верещала, судорожно била крыльями, выровнялись почти у самой земли. К счастью, земля ровная, даже песчаная, птица снизилась так, что снова мои ноги волочатся по земле, мне достаточно разжать онемевшие пальцы…

Она тащила по песку и косилась выпуклым глазом. В лунном свете он горел адским пламенем, все ждет, тварь, что отцеплюсь, почуяв спасение. Злость заставила меня сжать одной рукой лапу еще сильнее, другой я выхватил нож и ткнул в бок.

— Остановись!.. Убью!

Ткнул и начал нажимать сильнее и сильнее, чувствуя, как лезвие легко входит в мягкую плоть. Птица захрипела, забилась, меня потащило всем телом, и наконец птица упала на песок. Едва живой, я кое-как поднялся, сделал шаг и упал на нее, подмяв всем телом. Оба хрипели и задыхались, наконец я ощутил, что птичьи перья уже не колют лицо, а под щекой мягкое, горячее, нежное…

Приподнялся на дрожащих руках, ахнул. Я лежу на обнаженной молодой женщине, черные распущенные волосы расплескались по голой спине, женщина дышит тяжело, но уже подгребает потихоньку ноги, готовится к неожиданному рывку. В моем кулаке все еще зажат нож, лезвие прыгнуло к ее левому боку, там уже темное пятно, на пальцы капнуло горячим, липким.

— Снова обернешься?

Она сникла, расслабила мышцы и прошептала в землю:

— Нет… Убей меня.

— Рано, — ответил я и, прижимая лезвие ножа к ее боку, поинтересовался: — А если Отче Наш тебе прочесть или Аве Мария, то как это тебе?

— Убей, — прошептала она.

— Ладно, — сказал я, — пообещай, что не будешь снова клевать и царапаться, уберу нож.

Она сказала так же в землю:

— А ты поверишь?

— А что делать, — ответил я, — не убивать же?

— Обещаю, — ответила она тихим голосом.

Я убрал нож, она очень медленно повернулась, легла боком. Даже в ярком лунном свете глаза темные, как озера, под ними почти такие же темные круги, а само лицо бледное, вытянутое, с красивыми чертами аристократки. Она подгибала колени, укрывая живот, а локтями пыталась закрыть грудь, на меня поглядывала искоса, с обреченностью во взоре.

— Зарасти рану, — предложил я. — Там неглубоко, ничего важного не задел… вроде бы. Если ты двоякодышащая и с четырехкамерным. Иначе истечешь кровью, дурочка.