Ричард Длинные Руки – гауграф, Стр. 121

Сэр Герцель затравленно зыркал по всем глазами, стараясь понять, как они определяют, кто к какому лагерю относится, но все в затрапезной одежде простолюдинов, нет двух отрядов, все перемешаны…

Я прошел вдоль стены к хозяйской стойке, он наблюдает с неодобрением, но не вмешивается, хотя дюжий повар вышел к нему и держит в руке огромную дубину.

– Мы не местные, – сказал я, понимая, что это не тайна, – потому нам бы перекусить, промочить горло и взять еды в дорогу. Эта драка нас не касается.

Хозяин вздохнул.

– Драки, – проворчал он, – такая штука… И того касается, кого не касается. Цвигун, вели на кухне собрать еды для господ. А вы пока вон за тот дальний стол… Там чисто, для благородных оставляем.

Сэр Ульрих и сэр Герцель, брезгливо сторонясь дерущихся, прошли вслед за мной, стол в самом деле чист, а вместо лавок четыре добротных стула. Спинки даже с резьбой, пусть и грубой, но все-таки украшение. Это простолюдины могут жить, как животные, а благородные люди стараются украсить мир везде, где появляются.

Пока собирали три мешка с едой, мы быстро поглощали жареное мясо и мелко нарезанные овощи, драка иногда докатывалась до нашего столика, но тотчас же отступала, как морская волна при отливе.

Сэр Ульрих перестал хватать миску в руки, а сэр Герцель – закрывать ее растопыренными локтями, смотрели с интересом, комментировали особенно удачные удары.

– Мы не участвуем, – предупредил я строго. – Иначе нам будет стыдно. Весьма стыдно!

– Сэр Ричард! – вскричал сэр Ульрих шокированно, огляделся в испуге, не услышал ли кто в гаме и треске мебели, повторил уже тише: – Сэр Ричард, мы же все понимаем…

Трое отступали под ударами до тех пор, пока уперлись задницами в край нашего стола. Сэр Ульрих снова ухватил миску, а я, которому все насточертело, поднялся и гаркнул:

– Всем тихо!.. Кончайте драку. Иначе всех порубим!.. Из-за чего спор?

Один из мужиков, широкий, массивный, как медведь, утер ладонью кровь с лица и проревел:

– Он назвал моих коров недомерками!

Из группы его противников один крикнул:

– А чего ж они дают молока меньше, чем мои?

– У тебя трава гуще!

– А у тебя пастбище на солнечной стороне!

– У тебя родник ближе!

Они обменивались обвинениями и, похоже, снова собирались вернуться к старой доброй драке, самому простому и понятному способу выяснить, кто прав.

Я прокричал:

– Бросьте монету! Померяйтесь на палке! А теперь убирайтесь отсюда, драться нужно на просторе. В трактире дозволяются только короткие драки, а вы затеяли войну на полгода… Брысь на улицу.

Ворча и переругиваясь, они все-таки послушались и в самом деле потянулись на двор. Я перевел дыхание, не думал вообще-то, что мой голос прозвучит так авторитетно. Или это не голос, а мои рыцарские сапоги сказали веское слово.

Сэр Ульрих опустил миску на стол и сказал с презрением:

– Дураки!

– Еще какие, – согласился я.

– Нашли из-за чего драться!

– Дураки, – согласился я снова.

– Из-за коров, – сказал он с невыразимым презрением. – Надо же!.. У кого лучше доится. Нет, какие дураки. Сказано, простолюдины. Даже не мужчины. Мужчины дерутся за улыбку дам, за оброненный платочек, за взгляд украдкой… Эх! За это и на смерть пойти можно, это красиво и благородно!.. А из-за коров? Тьфу на них. И еще раз тьфу. И тьфу-тьфу, чтобы мужчины никогда так не падали.

Сэр Герцель вскинул кубок.

– За благородных женщин! – провозгласил он с чувством. – За их милостивые взгляды!..

– За их улыбки украдкой, – сказал сэр Ульрих.

– …тайком от мужа, – добавил сэр Герцель игриво.

Дверь с треском распахнулась, ворвалась толпа яростно орущих людей. У многих в руках палки, дубинки, колья. За столами начали вскакивать с криками:

– Они привели подмогу!

– С ними братья Коцюбы!

– Сволочи, это нечестно…

Мы кривились и морщились, я сказал сварливо:

– Допивайте вино, убираемся из этого свинарника.

– Именно свинарника, – поддакнул сэр Ульрих брезгливо. – Подумать только, еще нашли таких же дураков…

Я первым опустил на стол кубок, хотя не осушил и до половины. Сэр Герцель допил старательно, даже выловил последние капли, грех оставлять вино в чаше.

Сэр Ульрих поднялся.

– Уходим?

Когда мы пробирались под стенкой к выходу, меня крепко задели по плечу, второй раз в спину треснуло брошенной табуреткой. Я стерпел, понятно же, промахнулись, криворукие, но сэр Ульрих разъярился, как посмели обидеть его сюзерена, с воплем развернулся и нанес сокрушительный удар в лицо обидчику.