– Тебе повезло, – объявил я. – Сэр Герцель здесь… и он продлил твою никчемную жизнь.
Я вложил меч в ножны, подхватил с земли топор и всадил острие прямо в лоб поверженного. Брызнуло, как из прогнившего в болоте полена. Я оставил топор торчать погруженным по самый обух и отступил, брезгливо вытирая ладони.
– Кому-то, – ответил я, – нельзя. А мне можно.
Сэр Ульрих наконец-то свалил своего противника, нанеся ему множество мелких ран, но и сам получил две довольно опасные. Я поспешил залечить их, а поверженному сказал:
– Ну-ка, господин Черпекс… будешь говорить, или дать тебе изойти кровью?
Он лежал на спине, весь в красных потеках, в глазах неистовая злоба, а голос даже дрожал от ярости:
– Я все равно ею изойду.
– Не обязательно, – ответил я. – Вон посмотри на сэра Ульриха, которого ты все-таки изранил, если уж честно. А сейчас свеженький, словно ты и не воин вовсе.
– Что вы хотите? – спросил он угрюмо.
– Кто послал, – сказал я. – Зачем? С какой целью? Что знает о нас?
Он с минуту колебался, наконец выдавил с усилием:
– А вы в самом деле залечите мои раны?
– Слово рыцаря, – ответил я.
Пару минут он рассказывал о властелине этих мест великом и славном сэре Кладерлексе, который под старость овладел этой областью, однако не видит смысла в воинских забавах, а посвятил себя изучению магии. А еще он страшится, что явятся некие люди, у которых он что-то увел, и начнут о нем спрашивать…
– Понятно, – прервал я. – Нет, мы не те. Это недоразумение, хотя и простительное.
Я коснулся его плеча, раны затянулись быстро, он начал подниматься. Меч в моей руке блеснул коротко и зло. Голова, срубленная под корень, скатилась сэру Ульриху под ноги. Он отпрыгнул в испуге и отвращении.
Сэр Герцель покачал головой. Глаза были полны осуждения.
– Вы же давали слово, сэр Ричард!..
– Я его и сдержал.
Он вздохнул.
– Да, но… сдержали как-то не так.
– Я рыцарь, – сказал я, – однако я из мира победивших адвокатов. Если понимаете, что я имею в виду.
– Не понимаю, – ответил сэр Герцель хмуро.
– Это хорошо, – заверил я. – Это хорошо, что не понимаете.
Глава 3
Солнце опустилось настолько угрожающе низко, что я невольно втягивал голову в плечи. В сторонке прошел огромный караван из верблюдов, лошадей и мулов, мы следили за ними из-за деревьев, рыцари бурчали, легко бы захватить, это же враг, надо отомстить Гиллеберду за его бесчинства…
Потом выехали на необъятное поле среди леса, деревья вокруг стоят стеной, но опасливо не решаются переступить некую границу. Даже травы нет, только жирная блестящая земля, словно политая земляным маслом.
Я наконец взглянул на чудовищно огромный багровый шар, что начинает опускаться в лес, воспламеняя деревья, махнул рукой.
– Заночуем здесь.
Сэр Ульрих помолчал, только нахмурился, сэр Герцель тяжело вздохнул, а сэр Палант проговорил тревожно:
– Здесь нельзя…
– Почему? – удивился я.
Он пугливо огляделся по сторонам, понизил голос до шепота:
– Когда-то именно здесь была самая кровопролитная битва, навсегда изменившая мир! Земля пропиталась кровью, трупы и даже раненых никто не убрал…
– Почему?
– Некому было, – объяснил он. – И вот тогда, когда лежали непогребенными тысячи и тысячи человек… что-то произошло. Что именно, никто не знает, правда. Здесь поселились…
Сэр Герцель, прислушиваясь, хмурился все больше, наконец прервал:
– Простите, сэр Ульрих, но не поселились, а здесь прямо и зародились! Из пролитой крови, ужаса и отчаяния…
– Кто? – спросил я.
– Они, – ответил Герцель упавшим голосом. – С которыми лучше не встречаться.
Я оглядел поле, прикидывая, как двигаться в темноте через лес, все трое смотрели на меня тревожными глазами.
– Нападают? – спросил я.
– Нет, – ответил за всех Герцель после короткой паузы. – Но прошла тысяча лет, а ночью снова слышны крики, лязг металла, ржание коней и стоны раненых! Воины двух армий так ненавидели друг друга, что и после смерти их души не покинули этот мир и продолжают сражение, чтобы выяснить, кто же победил.
– А что, – спросил я, – была ничья?
– Обе стороны утверждают, – вставил сэр Ульрих, – что победа за ними.
– А за кем осталось поле битвы?
– Наступила ночь, – сообщил он, – и уцелевшие отошли на исходные. К утру многие умерли от ран, оставшиеся продолжать бой не смогли. Так и разошлись, но обе стороны принесли в свои столицы весть о победе.