<< к книге
  107  

Когда минуту спустя кто-то из посетителей кофейни понял, что двое господ за соседними столиками явно не в порядке, подвыпивших матросов в обозримом пространстве никто не видел.

Аркадий Петрович Горецкий внимательно выслушал сообщение и отметил две фамилии в своем списке: Акопян и Бокелидзе.


– Ну-с, Борис Андреевич, настало время подводить итоги. – Аркадий Петрович поднял повыше бокал с молодым вином, которое искрилось в свете лампы.

Они сидели все в той же маленькой уютной комнатке Марфы Ипатьевны, куда Борис впервые попал полтора месяца назад, истекающий кровью и преследуемый контрразведкой. Только что они съели прощальный ужин, и теперь на столе остались фрукты, орехи и вино нового урожая.

– История с пропавшим списком закончена. Турецких агентов выловили почти всех, не скоро еще турки смогут создать в Крыму такую прочную сеть. Относительно истории с бриллиантами: Вольский, как вы знаете, сидит в контрразведке и рассказывает все, что знает, в основном про татар, но среди татар удалось арестовать только мелких людей, большой пользы это не принесло. Керим скрылся, его дядю застрелили во время побега.[19]

– А баронесса? – полюбопытствовал Борис.

– Баронесса пропала, как в воду канула, думаю, она давно уже в безопасном месте.

Борис не сдержал улыбки.

– Напрасно вы так легкомысленно настроены, – рассердился Горецкий, – эта дама, называющая себя баронессой Штраум, может быть очень опасна.

– Все равно хорошо, что красивая женщина не попала в вашу контрразведку. Знаю я ваши методы.

– М-да, ну тут мы с вами расходимся во мнениях, так что оставим этот разговор. Борис Андреевич, сообщаю вам, что про сестру вашу Варвару Андреевну не удалось ничего выяснить, из Одессы тоже пришел отрицательный ответ. Опять я возвращаюсь к нашей давнишней беседе. Завтра я уезжаю в ставку, в Екатеринодар, миссия моя здесь закончена. Я приглашаю вас ехать со мной.

Борис внимательно посмотрел на Горецкого и спросил:

– Аркадий Петрович, скажите мне, если можете: кто же вы на самом деле? По уровню связей, по масштабу решаемых вами задач, по вашей независимости и свободе в принятии решений вы не похожи на подполковника контрразведки. Если не можете ответить – так и скажите, я не обижусь…

– Отчего же, – Горецкий, по своему обыкновению, снял пенсне, приобретя римскую медальную чеканность черт и некоторую даже жесткость, – я скажу вам, Борис Андреевич, надеясь на ваше молчание. Я состою при военном отделе Особого совещания, возглавляемом Александром Сергеевичем Лукомским. Мне действительно приходится зачастую решать вопросы чрезвычайной важности и большого масштаба. Сейчас я нахожусь в Феодосии потому, что здесь возникла в этом необходимость, здесь из мелких деталей сложилась крупная игра, пересеклись интересы нескольких держав. Вам выпала судьба оказаться одним из участников этой игры, а в любой игре везение – момент крайне важный. Ваше же везение просто удивительно. Борис Андреевич, я не случайно говорю с вами об этом. Вы нравитесь мне, у вас много сильных качеств, а работа поможет развить их еще больше и слабые ваши стороны также превратит в сильные. Я еще раз предлагаю вам работать со мной.

– Мне трудно решиться, – вздохнул Борис.

– Я расскажу вам, голубчик, одну недавнюю историю. В Москве и Петрограде около года назад большевики объявили обязательную регистрацию всех офицеров. Не явившиеся на регистрацию были объявлены вне закона, явившихся арестовывали. И вот, Борис Андреевич, только в Москве на эту регистрацию явилось больше пятидесяти тысяч человек! Это равняется общей численности Добровольческой армии! Они пришли в Алексеевское военное училище в Лефортове, как бараны на бойню, и стояли там в ожидании регистрации и последующего ареста. Что с ними сделали впоследствии большевики, я могу только догадываться. Человек, рассказавший мне об этой регистрации, посмотрел со стороны на трусливую толпу, развернулся и отправился на юг, в добровольцы. Но все эти люди, которые не могли ни на что решиться и вместо того, чтобы с оружием в руках спасать Россию, послушно пошли на заклание, заслужили все, что приготовили им большевики, – тюрьму, каторгу, расстрел. Нерешительность – та же трусость. Вы можете принести пользу Родине, значит, вы должны решиться.

– Я совсем не об этом. Я решил, что пойду в Добровольческую армию солдатом. Не хочу ничьей опеки и зависимости от кого-то.

  107  
Предыдущая страница