105  

– А потом?

– А уж это, дорогой мой, я не знаю. Как уж он рассчитывал назад ботинки получить – эта тайна с ним вместе умерла. Так что позвольте ботиночки, Борис Андреевич…

Взгляд Горецкого стал еще более хищным. Борис расшнуровывал ботинки, руки от волнения дрожали, он путался в узлах.

– Не волнуйтесь, голубчик, – ехидно, как показалось Борису, приговаривал Горецкий, – если уж он там есть и никуда не делся за все это время, то лишние две минуты ничего не изменят. А насчет ботиночек не переживайте, босой не останетесь, вам на складе интендантства не хуже подберу.

Он достал перочинный нож и принялся варварски разделывать ботинки. Он отодрал стельки, затем надрезал твердую кожу каблука – и глазам взволнованных мужчин представилась пустота, в которой белел плотно скрученный рулончик папиросной бумаги.

– Вот он! – прошептал Горецкий. – А мы где только его не искали…

– И он здесь был все время… Переплыл со мной море, путешествовал по Аджарии, вернулся в Крым… Но я ведь мог вообще не вернуться…

– Пути Господни неисповедимы, – философски заметил Аркадий Петрович, развернул рулончик, вооружился остро заточенным карандашом и сказал: – Против одной фамилии можно уже сделать пометку, – и поставил аккуратную птичку около фамилии Карнович.

– И что вы теперь будете делать со списком?

– Список, Борис Андреевич, я буду внимательно читать. Англичанам я его не отдам, потому что человек, для которого этот список предназначался, мистер Солсбери, позавчера отбыл в родную Британию. Англичанам сейчас вообще уже не до списка. Они выводят свои войска, как вы слышали. Контингент остается только в Батуме, надолго ли, никто не знает[17]… Кроме того, для англичан этот список – всего лишь карта в дипломатической игре, а для нас с вами перечисленные в нем люди – враги, предатели. От того, как решительно мы избавимся от них, зависит, может быть, судьба Отечества.

Борис посмотрел на Горецкого с некоторым подозрением.

– Вы хотите сказать… без суда? Без следствия?

– Какой суд, голубчик?! Многие из них занимают важные, ключевые посты, некоторые в большом доверии у своего начальства. А попробуйте договориться, например, с генералом Шкуро! С ним главнокомандующий-то не всегда может найти общий язык! Пока мы будем тянуть со следствием, сколько вреда они могут еще причинить! Да кроме того, у нас ведь нет никаких доказательств, достаточно веских для суда, даже военного. Мы должны действовать быстро и решительно.

За окном начали подавать голос первые птицы. Наступал рассвет.


В штабном вагоне генерала Шкуро гуляли. Надо сказать, что гуляли здесь часто, чуть не каждый день, но сегодня повод был особенный, достойный был повод: батька Андрей обмывал свою третью звездочку. Накануне по телеграфу из ставки пришел приказ о присвоении ему звания генерал-лейтенанта.[18]

Шкуро полулежал на диване, полуобняв левой рукой певицу Дормидонтову, и вполголоса подпевал цыганам «Невечернюю». Напротив сидел его любимец, есаул Сайдачный. И лениво перебирал струны гитары.

– Скучно гуляем, хлопцы! – воскликнул вдруг Шкуро, прервав песню. – А ну, Степка, еще шампанского!

В салон вошел молодой казак в черной черкеске и папахе из волчьего меха – отличительный знак «волчьей сотни» генерала Шкуро. На подносе казак нес бокалы с шампанским.

– А где Степка? – недоверчиво спросил Шкуро.

– Хлебнул лишку, батьку, пьян свалился! – отвечал казак. – Я за него послужу, я ему сродственник.

– Проснется – выдеру скотину! – рявкнул молодой генерал. – А ты, сродственник, запомни: казаку прислуживать не след! У казака в руке должна быть шашка и нагайка, а не поднос и полотенце! Ну ладно, давай, шампанское выдыхается!

Казак ловко подскочил к генералу, повернул к нему поднос. Шкуро двумя пальцами взял бокал, подал его Дормидонтовой, второй взял для себя. Казак шагнул к Сайдачному, повернув поднос снова, так что перед есаулом оказался бокал с двойным золотым ободочком. Есаул схватил бокал, поднял и выпил одним глотком с возгласом: «За тебя, батьку!»

Казак раздал оставшиеся бокалы и выскользнул из салона.

Цыгане снова затянули песню. Минуту спустя Сайдачный поднялся, будто хотел пойти в пляс, протянул руку к своему генералу, открыл рот, но не успел ничего сказать, а грянулся на пол, вытянувшись в полный свой богатырский рост.

Шкуро вскочил:

– Что с тобой? Или перебрал? Куда больше нам с тобой выпивать случалось!


  105