– Приступай, – велел он коротко.
Я трудился до ужина, Уэстефорд остался доволен, порошка я натер на полгода вперед, он тут же дал растирать минералы, а на завтра пообещал даже научить смешивать. Не изобрести бы порох, мелькнуло опасливое, а потом вспомнил, что случайно порох не изобретают. Для изобретения пороха нужно другое мировоззрение, это уже прерогатива монахов. Но только христианских, это обязательное условие. Монахи и мудрецы остальных религий если изобретают, то все как в Китае: порох тысячи лет использовали, чтобы начинять им фейерверки и хлопушки, бумагу изобрели фиг знает для чего – те же тысячи лет делали из нее фонарики и воздушных змеев, эллины создали паровую турбину, но похихикали над забавной игрушкой и забыли о ней, а вот когда монах Шварц создал порох, то это уже настоящее изобретение: сразу все замки потеряли значение крепостей и стали архитектурными излишествами для набирающих силу якобинцев, а людей перестали скучно и кроваво убивать поштучно, а пришла гуманная стрельба по квадратам.
Уэстефорд понаблюдал, как я усердно растираю в мелкую пыль кусочки коры и сухие листья трав, сказал важно:
– Трудись, трудись!.. Мудрецы древние и нынешние думают, что при воссоединении разных элементов могут возникать самые волшебные вещества.
– Коли все думают одинаково, – пробормотал я, – значит, никто особенно и не думает.
Он взглянул на меня остро.
– Было бы чем подумать, а уж над чем – всегда найдется.
– Все не так плохо, – заверил я, – как вы думаете, все намного хуже. Я ведь человек простой, мне думать не надобно. Мы, простые, просто знаем, что беден не тот, у кого мало, а кому надо много. И что лучше жить тяжело, чем плохо.
Он задумался, покрутил головой.
– Что-то в этой дурости есть, но что – не пойму. В самом деле, дурак – это просто думающий иначе. По другим законам. Ладно, трудись, не останавливайся.
Да знаю, ответил я молча, только упорный, каждодневный труд может сделать из обезьяны слесаря шестого разряда. Вообще-то труд сделал человека, теперь труд может уйти.
Уэстефорд, как большинство стариков, не умел быстро переходить от темы к теме, он и сейчас, взявшись переливать из колб в реторты, заговорил наставительно:
– Если покажешь себя с лучшей стороны, то я в самом деле возьму тебя в ученики. Но для этого надо постараться.
– Нетрудно показать себя с лучшей стороны, – ответил я рассудительно, – трудно понять – какая же лучшая.
Он коротко усмехнулся:
– Да, в наше время, когда четкие ориентиры теряются, твое дурацкое умозаключение не такое уж и дурацкое.
Снизу донесся медный гул большого котла, Марманда сообщает, что ужин готов. Кто опоздает, тот, конечно, тоже получит свою миску, но в ней может оказаться мяса намного меньше, чем у тех, кто явится вовремя.
Уэстефорд оглянулся, лицо недовольное, сказал ворчливо:
– Беги-беги, а то всю гущу выловят!.. Эх, овладеть бы заклятиями, чтобы создавать еду прямо здесь…
– А это очень трудно? – спросил я почтительно. – Вы ведь такой могучий колдун…
Он поморщился.
– Заклятия эти мне известны. Более того, они – нетрудны. Вон видишь, книга в фиолетовой латуни? Да, бывает и такая латунь… Там это заклятие занимает всего полстраницы. Выучить его вообще-то нетрудно… Но чтобы я учил простое заклятие, как добывать хлеб и мясо, когда за то же время можно познать, как стать властелином всех знаний мира?
Я попятился, отворил дверь и бегом пустился вниз по лестнице. Получить все знания мира разом – это такая же халява, как и джинн из кувшина, золотая рыбка или щука из проруби. Пусть даже знания не сразу, а с некоторым трудом, но все равно халява. За копейку слона не купишь. Старый колдун попался на приманку, как ребенок.
Сытые, распустившие пояса, мы вышли из людской наружу. Облака из оранжевых превратились в лиловые, яркие и зловещие, но сам закат мутный и бледный, едва-едва алый, облака грозно блистают подсвеченными снизу раскаленными до желтизны краями. Впервые я не увидел купола: над алым закатом зеленоватая бездна, что темнеет, уходит в бесконечность.
Хризия вела с прогулки, готовясь укладывать на ночь, господина Родриго, будущего хозяина замка и всех владений. Завидев меня, он вырвал руку из ладони Хризии и подбежал ко мне.
– Привет! А мы бабочек ловили!
– Скоро перестанешь бездельничать, – сообщил я ему дружески. – Вот отдадут тебя в пажи…
– В пажи? – спросил он с недоумением. Я удивился.