Ричард де Амальфи, Стр. 99

— Что горит? — крикнул я. — Зернохранилище?

Подбежал запыхавшийся Харальд, пот стекает по изможденному лицу.

— Там склад, — выпалил он, жадно хватая ртом воздух, — склад… сухого дерева! Заготовки…

— Для копий? — спросил Гунтер.

— В основном для стрел…

Я отмахнулся.

— Пусть горит, нам такие стрелы не нужны. Проследите, чтоб огонь не перекинулся на конюшню, амбары, мастерские.

Челядь ради такого случая высыпала во двор, все застыли в тревожном оцепенении, это дома ринулись бы гасить, как самоотверженные муравьи, а сейчас в жарком душном оцепенении стоят и жадно смотрят, как на праздничный костер. Клубы огня поднимаются быстро, на ходу сворачиваясь в тугие огромные жгуты, никогда не понимал, почему всегда вот так сворачиваются, отделяются от окружающего холодного воздуха, а из оранжевой крыши вверх бьют острые тугие струи, отдельные языки, и только на высоте копья сливаются и там превращаются в исполинского огненного не то червя, устремившегося в небо, не то в змея из пламени и дыма.

В толпе слышались тревожные выкрики, иногда жалостливые, иногда радостно-удивленные, когда в пламени что-то ухает, рушится, к небу взвивается рой оранжевых мух, а следом прыгает голодное ревущее пламя.

Гунтер организовал своих лучников, а Харальд заставил челядинов таскать воду из колодца и плескать на стены конюшни. Несколько человек забрались на крышу и затаптывали заброшенные ветром горящие клочья.

За моей спиной раздался задыхающийся голос:

— Ваша милость… ваша милость… поспешите!

Я оглянулся, Рихтер почти висел на руках дюжих воинов. Лицо бледное, хватает воздух широко раскрытым безвольным ртом интеллигента.

— Куда? — крикнул я.

— К некроманту… — прохрипел он. — Он всех опаснее… Он опаснее… всех…

— Где он? — спросил я быстро. Огляделся, задирая голову. — В какой из башен?

— Ваша милость, некроманты… не выносят высоты!

— Значит, в подземелье?

— Идите вон… туда…

Я проследил за его трясущимся пальцем, прокричал Гунтеру:

— Заканчивай здесь, а я к некроманту!

— Ваша милость, — крикнул Гунтер. — Я с вами!

— Сперва здесь, — заорал я и помчался со всех ног, не выпуская из вида массивную железную дверь, что ведет, похоже, в винный подвал.

Еще издали я понял, что это не винный подвал и что отворить будет непросто. Молот вылетел из ладони, раздался металлический звон, дверь внесло вовнутрь, я ворвался следом, поймал молот и повесил на пояс. Сразу же слева пошла каменная стена, ход опускается вниз по крутой спирали, я помчался со всех ног, прыгая через три ступени, и скоро ощутил себя шурупом, который завинчивают в доску неутомимые руки.

Голова закружилась, как на карусели. Перед последней дверью остановился, хватая широко распахнутым ртом воздух, чуточку отдышался, скоро повеет навстречу вонью и мертвечиной, сильным ударом ноги распахнул и ворвался в комнату.

Сухой жаркий воздух ударил в лицо, как будто меня застал самум в Сахаре, зловещий багровый огонь заливает помещение, стоит неумолчный треск, щелканье, звон, словно я вбежал в кузницу. На расстоянии протянутой руки громко бурлит жидкость в гигантской реторте, пахнуло острым запахом муравьиной кислоты. Багровая пелена в мозгу тут же начала испаряться, глаза стали видеть зорче, а мышцы снова налились силой. Просторное помещение не загромождено, как у Рихтера, стены справа и слева заняты шкафами с книгами и колдовскими штуками, а под противоположной стеной, лицом ко входу, за массивным столом сидит колдун, хотя с первого взгляда я принял бы его скорее за канцлера немелкого государства.

В черной строгой одежде, чисто выбритый, с роскошными седыми волосами, что крупными локонами падают на плечи, на груди золотая цепь с амулетом или талисманом в виде зловеще-красного камня, похожего на налитый кровью глаз, — он показался значительным и властным, как председатель Совета министров. Поверхность стола почти свободна от колб и реторт, только две книги, одна раскрыта на середине, вторая служит ей подставкой, массивная спинка кресла затейливо вырезана в виде распростертых крыльев, а на самом верху голова дракона: крупная, с огромными рубинами вместо глаз, острыми скулами, пугающе живая: сразу повела на меня багровыми очами, а длинные зубы алмазной остроты заблестели, словно их высветило солнечным лучом.

Колдун поднял голову, наши взгляды встретились. На крупном, массивном, чересчур бледном лице отразилось недоумение. Несколько мгновений всматривались друг в друга, колдуну, на мой взгляд, лет сорок-пятьдесят, еще в полной силе, тяжелая нижняя челюсть с раздвоенным подбородком говорит о силе характера, мясистые губы широкого, как у жабы, рта — о чувственности, так полагают. Чем больше мы смотрели друг на друга, тем неувереннее я себя чувствовал. Боевой запал испарился, навалилась усталость, я молча отцепил молот и взвесил в ладони.