Ричард де Амальфи, Стр. 100

Глаза дракона вспыхнули ярче, я поймал взглядом его лоб, замахнулся, колдун сказал резко:

— В этом нет необходимости!

Я задержал бросок, колдун повел дланью в сторону реторты, кипение оборвалось, словно отрезало, и в наступившей тишине я сообразил, почему колдун даже не услышал шум схватки далеко на поверхности. Слева из стены выдвинулся полупрозрачный призрак ужасающих размеров: голова вдвое крупнее человеческой, надбровные дуги нависают как уступы скал, узкие щели глаз и скошенная книзу нижняя челюсть, торс так вообще под стать минотавру, одни мышцы.

Я покачал головой:

— Не пугает. Вот не пугает, и все. Советую покориться. Или еще не понятно: у кого винтовка, тот и Мао Цзэдун?

Призрак навалился, по коже прошло неприятное щекотание, но я сказал себе твердо, что это мое воображение, вперил в колдуна твердый взгляд паладина, который страшится только неблагосклонного взгляда дамы… хотя этого страшатся простые рыцари, а паладину и взгляд дамы по фигу.

Сзади треск, через дверной пролом в комнату протискивается скелет в простом круглом шлеме, грубо склепанных доспехах и с мечом в руке. В другой руке скелет держит деревянный щит.

— Это же не всерьез? — спросил я.

Быстро шагнув к скелету, я обрушил лезвие меча. Скелет умело закрылся щитом, меч разрубил его пополам и звякнул по железному шлему. Кости с сухим треском рассыпались в пыль.

Я быстро повернулся к колдуну.

— Больше не пробуй, — сказал я твердо.

Стол перед колдуном сдвинулся, приподнялась крышка подземного лаза, появилась огромная рука, в мой рост, одна только кисть толщиной с мое бедро. Рука слепо пошарила в воздухе, я с содроганием отступил, каждый палец толще черенка лопаты, если схватит…

Что-то мне подсказало, что, если попробую мечом, рука может извернуться и схватить, как няня хватает ребенка. Я сорвал с пояса молот, рукоять с ликованием выскользнула из ладони. Шелестнул воздух, молот угодил в основание руки, в исполинском локте громко и сочно хрустнуло, словно переломили молодой початок кукурузы. Под полом охнул огромный гулкий голос, рука бессильно упала, как надломленный стебель. Появились пальцы другой руки и поспешно втащили ее обратно. Крышка захлопнулась.

Я в один прыжок обогнул стол и сунул кончик меча под раздвоенный подбородок, нащупывая невидимое горло.

— Последний миг, — предупредил я. — Стариков грешно убивать, но если такой сопротивляется, то он не старик, а воин. А воинов убивать не только можно, но и нужно, как сказал великий Горький…

— Остановись, — прохрипел он, невольно запрокинул голову, по горлу побежала тонкая, очень красная, просто пурпурная, струйка крови. Колдун страшился пошевелиться, побледнел еще сильнее, уже как мел, косил глазами на кровь, сползающую по его груди. — Остановись, кто бы ты ни был… Я признаю твою силу.

— Не только силу, — сказал я резко.

Он повел глазами по сторонам, никто не врывается следом за мной, не вяжет, не бьет по голове.

— Признаю… — прошептал он, стараясь не шевелить даже губами, — и власть…

— Это лучше, — сказал я резко. — Почему признаешь?

— Жизнь, — прошептал он. — Жизнь дороже верности…

— Хороший аргумент, — одобрил я. — Аргумент будущего.

Послышался топот, через пролом ввалились трое в железе во главе с Гунтером. Гунтер жадно хватал ртом воздух. Я медленно убрал лезвие меча от горла колдуна, взгляд не отрываю от его лица, но колдун все понял, не сделал ни жеста, не произнес ни звука, оставался недвижим, как будто превратился в камень.

— Насчет верности, — сказал я, — некому хранить верность, понял?

Привели под руки Рихтера, маг едва держится от усталости на ногах. Я указал на некроманта.

— Проверь… и вообще посмотри здесь. Пара крепких ребят останутся тебе в помощь. Поставь их так, чтобы сразу этого… если хотя бы подумает не так, понял?

Рихтер кивнул, не в состоянии ответить, тощая грудь часто вздымается, после изнуряющего похода в тесном подземном ходе да еще спускаться по крутым ступенькам — это способно убить человека и помоложе.

— Ваша милость, — прохрипел он, — неужто хотите оставить этому чудовищу жизнь?

— Если можно оставить, — отмахнулся я, — лучше оставить. Дайте ему одеться, еды на пару дней, пусть убирается.

В запавших глазах некроманта появилась надежда. Рихтер вскрикнул негодующе:

— Ваша милость! Это же некромант!