Ричард де Амальфи, Стр. 139

Впереди посветлело, пахнуло теплом, проступил, как через темную завесу марли, краснеющий небосвод, а ниже — темная зелень. Еще несколько конских шагов, и солнце ударило в лицо непривычно яростное, разгневанное, что по своей воле уходил в мир луны. Кровь закипела, спина выпрямилась, грудная клетка раздвинулась сама по себе, хотя мясо от жары едва не ползет, как воск со свечи.

Издали донеслись ликующие крики:

— Сэр Ричард!..

— Сэр Ричард де Амальфи!

— Слава сэру Ричарду!

Земля загрохотала под копытами, отряд оказался рядом в мгновение ока. Меня окружили, лучники смотрят с суеверным страхом, а Зигфрид, Алан и виконт де Теодерих хватали меня руками, мяли, щупали, не веря, что возможно вот так преспокойно въехать в этот неземной туман, теперь я уверен в его неземности, и так же спокойно выехать с другой стороны.

Я вскинул руки, взглянул на заходящее солнце. Почудилось, или до въезда в туман оно было значительно выше?

— Тихо, тихо! Напомните, какой сейчас день?.. Много времени прошло?

Гробовая тишина обрушилась внезапно. Лицо Зигфрида, он ближе всех, побледнело, будто разом выпустили всю кровь. Остальные крестились, шептали молитвы.

Алан проговорил нетвердым голосом:

— Для нас прошла малость… А сколько для вас, сэр Ричард? Вы там пробыли дни или недели? Может быть, годы?.. В каких королевствах странствовали?

Я поглядел на них, покачал головой:

— Все в порядке, все в порядке. Харальд, мы далеко от какого-нибудь села? Ладно, все равно такую ораву никто не прокормит. Вон там пара деревьев и ручей: остановимся на отдых.

* * *

Коней освободили от поклажи и седел, сами сбрасывали тяжелые доспехи, кольчуги, плескались в ручье, вода едва не шипит, попадая на разгоряченные тела.

Лучники, действуя слаженно, быстро развели костер, освежевали добычу и сразу на трех вертелах жарили зайцев, олененка и большую утку, посмевшую пролететь над нами в отрыве от стаи.

Отца Ульфиллу снимали с седла втроем, патер в последнее время слишком много ездит, сейчас стоит отсапывается, на меня смотрит привычно исподлобья, с неослабевающим подозрением.

— Ad cogitandum et agendum homo natus est, — сказал я, — не так ли, святой отец?

Он ответил хрипло:

— Ad gloriam… Cave, сэр Ричард! Cave Божьего гнева!

— Con amore, — ответил я кротко. — Священники должны говорить con amore.

— Errata, — ответил он коротко.

Не глядя на меня, прошел к костру, переваливаясь, как толстая бегемотистая утка, с кряхтением сел на пень. Ему подали сыр и хлеб, но патер сперва отхлебнул из фляги добрый глоток вина, глаза не отрывались от вертела, где уже поворачивается над огнем тушка оленя.

Я, как сюзерен, возлег в тени дуба и, опершись на локоть, благосклонно созерцал процесс приготовления пищи. Хороший процесс, намного более занимательный, чем если смотреть на балет или слушать Двадцатую симфонию.

Когда это наконец поняли и перестали стыдиться — все мы от обезьяны и Фрейда — то даже в лучших ресторанах начали готовить на глазах едоков. Пусть смотрят и начинают глотать слюнки. Тогда и некоторые недоработки не так заметны.

Отсюда хорошо видно, как багровое небо постепенно лиловеет, как вдруг из медленной величавости прорывается зеленоватый луч, яркий, налитый огнем, рассекает небеса и уходит в безбрежные дали.

Харальд, как старший в отряде, если не считать рыцарей, распорядился, кому за кем нести стражу у костра, сам вызвался на самое трудное время, предрассветное, коней стреножили и пустили пастись с другой стороны дерева, и все, кроме стражей, постепенно затихли, усталость взяла свое.

Я все еще не мог заснуть, в голове теснятся названия сел и деревень, теперь они под моей рукой, а это значит, что могу не только грабить, теперь это приняло форму налогов, но обязан защищать как от внешнего врага, так и в самих селах поддерживать такой климат, чтобы… чтобы все было хорошо.

Но если на своих крохотных землях ничего особенного и не встретил, только в самом замке много неясного, то здесь и свернутые королевства, и странные проплешины ночи среди бела дня, и странные рощи эндемичных деревьев…

Костер горел ярко, от него шел ровный сильный жар. Лучники уже спят, дозорные Рассело и Хрурт ушли к коням, я бездумно смотрел в пламя, потом вдруг, несмотря на упругую волну тепла, ощутил недобрый холод. Не сразу понял причину: я давно уже не подбрасываю хвороста, а жар все сильнее, пламя костра выше и выше, в то же время сужается, превращаясь в ровный светящийся столб.