— И даже охотиться.
— О, я уж наохочусь…
Наверное, я произнес чересчур прочувствованно, а поклонился слишком низко, она вскинула подбородок, в глазах откровенный гнев, без нужды хлестнула лошадку, та обиженно вскрикнула, ударила в землю всеми четырьмя и ринулась с такой скоростью, что стук копыт слился в тут же стихшую барабанную дробь.
Я проводил ее взглядом, хороша, даже слишком хороша, но инстинкт предостерегает: с такими женщинами очень непросто, это всегда быть начеку, так лучше уж нам чего-нибудь попроще, а циркачки пусть другим, кто не берется завоевывать мир. Наполеон говорил, что сильная личность должна избегать баб-с, как мореплаватель избегает рифов.
Подошел Харальд, все видит и все замечает, такая должность, спросил тихо:
— Ваша милость, а как же вы насчет зайцев, забитых на охоте?
— То другое, — огрызнулся я. — Надо есть, вот и ем. Но если бы вместо дракончика в паутину попал заяц, я бы его отпустил. Конечно, потом в лесу ему мне лучше не попадаться… Понял?
— Понял, ваша милость. Прям на душе полегчало. А то уж подумал, что и вы тронулись. Бывает, проходят по этим землям всякие… Есть и такие, что не едят.
Я кивнул понимающе:
— Вегетарианцы? Которые безмясоедные?
— Не только, ваша милость…
— А, полные, значит, — сказал я. — К рыбе не притрагиваются, молока не льют…
— Если бы только это, ваша милость…
— Сыроеды, — определил я тоном знатока. — Мало того, что только траву, так еще и не варят, сырую жуют.
Он покачал головой:
— Да нет же, ваша милость! Ничего не едят.
Я опешил, раскрыл рот.
— Как это… ничего? Совсем ничего?
— Совсем, — поклялся Харальд. — Я сам одного такого видел в детстве. Шатунисты вроде бы. Или шаталисты, не помню точно. Мудрые что-то говорили насчет какого-то азота, который прямо из воздуха, но для нас, простых людей, все равно что ничего не есть.
Я смотрел ошалело, и хотя моя подготовка позволяет объяснить все на свете, но все-таки заявленьице пошатнуло почву, будто при землетрясении.
А Зигфрид спросил вполголоса:
— Что она хотела?
— Ищет спутника жизни, — объяснил я. — Сама отличается тяжелым характером, зато легким поведением.
Зигфрид задумался.
Часть 3
Глава 1
Завидев нас, из ручья выбрался обнаженный до пояса Алан де Тридент. Я впервые увидел его без доспехов и даже без рубашки, засмотрелся на развитые, даже переразвитые от постоянных упражнений с мечом грудные пластины мышц, что сперва показались похожими на женские груди, очень уж выпуклые и сдвинутые вниз в состоянии покоя, но едва на берегу поднял с земли рубашку, приподнялись, окаменели, их прочертило тугими сухожилиями, а тонкие полоски шрамов стали выпуклыми, заметными.
На вертеле медленно поворачивается освежеванная туша молодого оленя. Лучники разложили на скатертях захваченные из дома хлеб, сыр, фрукты, рыбу, пучки молодого чеснока и лука.
Мне освободили место, Тюрингем сноровисто срезал зажаренное мясо тонкими ломтями, посолил и разложил передо мной. Я накрыл стеблями лука, с удовольствием вдохнул бодрящий запах.
Зигфрид и виконт Теодерих сидели с Аланом, тот с горящими глазами рассказывал:
— Мы с утра до поздней ночи не покидали седел, уподобившись диким кочевникам, а когда пришли в южные страны, то днем спали, а ехали ночами, пока безжалостное солнце не вытапливает плоть из-под шкуры, что стала толще доспехов из кожи буйвола!.. Мы ели сухари, а потом уже чахлую траву, но шли через пустыню неудержимо, назад пути нет, мы же рыцари, нам стыдно отступить, словно простолюдинам… Чужие духи зла хохотали в ночи, иногда показывая страшные лики в багровом свете костра, а ночами садились на грудь, хватали за горло, щелкали зубами…
— И король был с вами? — спросил виконт восторженно.
— Да, ведь он тоже рыцарь! В походе все равны…
Все равны только в гробу, подумал я. Да и то одни — в дубовом, другие — в сосновом.
— С нами был даже герцог Волквин Верденский, чей род восходит к легендарному Готу, победителю Ледяных Королей и открывателю Второго прохода! И этот человек с такой родословной делил пищу и кров с простыми солдатами… Сэр Ричард, вы можете себе такое представить?
Я задержал кусок у рта, прожевал то, что уже откусил, ответил сипло:
— А что родословная? Кто хорошо служит своей родине, тот вообще не нуждается в предках.