82  

Он нахмурился, не отрывая от меня строгого взгляда. Рука с кубком замедлила движение, опускаясь так неторопливо, что я готов был прижать ее сверху ладонью, чтобы кубок поскорее коснулся стола.

– Что значит, – поинтересовался он ровным контролируемым голосом, – распределили по отрядам?

Я чарующе улыбнулся, поднес кубок к губам.

– Мы ведем боевые действия, дорогой сэр. Наступательные, смею заметить… даже напомнить с вашего соизволения. В смысле, сражаемся. У моего войска есть опыт! У вас великолепная дружина, очень хорошие доспехи и оружие, но потери будут велики, если выступят отдельной единицей. Я хочу сохранить ваших людей. К тому же никакие злые языки, а они всегда найдутся, не скажут, что я ваш отряд послал в ловушку или поставил на самом опасном участке битвы.

Он все еще всматривался в меня с медленно тающим недовольством.

– Я про вас такое никогда не скажу.

– Но не стоит, – заверил я, облизнул губы и закончил, – чтобы говорили даже недруги. Пусть у них не будет пищи для сплетен! А сейчас вообще трудное время, дорогой герцог. Противник очень силен. Мы не можем позволить себе вольности. Конечно, всяк стремится прежде всего показать личную удаль и отвагу, но для победы нужна прежде всего… победа над варварами в целом. Потому у нас временно принято смирять личные амбиции и действовать в интересах сражения, а не отдельных лиц. Потом, когда закончим войну, восстановим прежние вольности.

Он все еще хмурился, но я видел по его лицу, что вообще-то, пожив и повидав всякое, уже понимает преимущества единоначалия и строгой дисциплины.

– Просто все уже свыклись…

– Свыкнутся и с новыми товарищами, – сказал я бодро. – Мы ж одна каста, одно братство – рыцари!.. И еще одна новость, герцог… Может показаться шокирующей поначалу: мы оставляем у вас священника. Он займется восстановлением церкви при дворце и развертыванием важной идеологической работы. В том смысле, что наличие у населения твердых христианских принципов необходимо для победы над гнусным противником, что прибегает к магии, языческим жертвоприношениям и прочей мерзости.

Он грозно сдвинул брови, пальцы сжались на кубке так, что побелели.

– Сэр Ричард, это чересчур!

– Время военное, – сказал я с лицемерным вздохом. – Нужно поступиться личными свободами во имя торжества нашей общей идеи, культурных ценностей, что приведут к прогрессу. А прогресс такая штука: согласного ведет, несогласного тащит, да еще и пинками, пинками… Вы сами выбираете, идти вам самому или быть тащимому. Священник уже приступил к исполнению своих обязанностей.

Он запротестовал:

– Но это мой дворец! И мой, можно сказать, город!

– Абсолютно верно, – согласился я и медленно, чтобы герцог это заметил, отодвинул кубок, – но презумпция абсолютного суверенитета пошатнулась под натиском более высоких ценностей. Во имя культуры и прогресса мы не можем допустить в христианском мире наличия изуверства и дикости. Потому более цивилизованные страны и режимы вправе вмешиваться в суверенные дела других держав, ибо отныне права личности выше!.. Потому кроме священника здесь останутся еще и другие люди.

Он посмотрел на кубок, на то, как я выпрямился и стал вообще строже лицом и выправкой, спросил затравленно:

– Что вы имеете в виду?

– Небольшой контингент вооруженных сил, – сообщил я бесстрастным голосом, в который не допустил ни гнева, ни радости. – Ограниченный. С сильно урезанными правами.

– То есть?

– Их ничто в замке, – заверил я, – как и в городе, не касается… кроме государственных интересов Сен-Мари. Сен-Мари – превыше всего! Вы не согласны? И только если ваши приказы и решения вдруг в чем-то запротиворечат или даже запротиворечивеют интересам нашей замечательной державы, тогда, как вы понимаете, эти люди проследят, чтобы последние были соблюдены в полной мере.

Я сделал многозначительную паузу, пусть сам додумает остальное и поймет, что лучше с государством не схлестываться. Особенно когда его интересы в суровое военное время представляю я. Когда звенят мечи, законы молчат в тряпочку.

Он молчал, мне показалось, что намеревается возражать, потому я поднялся и отвесил короткий поклон.

– Рад был с вами пообщаться, дорогой герцог. Но, увы, труба зовет!.. Трудное время и… жестокое, позвольте заметить. Кого оно только не перемалывало в своих жерновах!.. Спасибо за вино, спасибо за прием!

Молчаливый дворецкий распахивал передо мной двери, на лице сдержанное неодобрение, даже негодование, ясно подслушивал, скотина. Ничего, феодальчики, вы еще не знаете, что такое вертикаль власти.

  82