– Магия запрещена, – отрубил я.
– Так для баловства же, – объяснил он нагло. – Это совсем не то, когда человек занимается всерьез!
В голосе его была явная насмешка, но я сделал вид, что настолько туп и все принял за чистую монету, сказал гордо и значительно:
– То-то же! Идите!
Он поклонился преувеличенно низко, повернулся и пошел, я видел, как плечи вздрагивают от сдерживаемого хохота.
Сэр Готмар на заднем дворе придирчиво осматривает молодых коней, что привели в замок из ближайших сел, заглядывает в пасти, пересчитывает зубы, будто собирается пломбировать, задирает им ноги и ощупывает копыта.
– Хорошие кони, – заметил я. – Должен сказать, в остальной части королевства они поплоше.
– У нас все лучше, – ответил он с вызовом, разогнулся, посмотрел мне в лицо. – Что у вас на уме, ваша светлость?
Я поинтересовался:
– Неужели заметно? Когда же научусь смотреть аки правитель?.. Кстати, можете звать меня сэром Ричардом.
Он покачал головой:
– Не пойдет.
– Почему?
– Буду сбиваться, – объяснил он, – на «Сэр Полосатый». А «ваша светлость» привычнее. Герцог – его светлость, герцогиня – ее светлость… Так что вы задумали?
– Успокойтесь, – сказал я, – никаких драк в поднебесье. Это всякие полосатые дерутся, а их светлости творят политику.
Он вздохнул с облегчением.
– Слава господу!.. А то как вас увидел, так сразу накатило… И подземелье, и как соседа грохнули вместе с его дружиной, замком, воздушным флотом и даже горой, где стоял такой прекрасный замок, душа радовалась… Так до сих пор вулкан лавой поплевывает. Даже рассказать некому, все равно не поверят!
– Ну и хорошо, – сказал я, – будет жить мирно и счастливо… Кстати, что скажете насчет вашего сенешаля?
Он вздрогнул, перекрестился, сплюнул через плечо, скрутил фигу и показал себе из-под колена.
– А я чуть не поверил, – сказал он с укором.
– А что такого? – спросил я в изумлении. – Предыдущего я зар-рэзал… цх!.. за комплимент леди Жозефине. И никто даже ухом не повел. А чем этот лучше?
Он померк, оглянулся по сторонам и шепнул:
– Тот был просто дурак, купленный… противниками герцога. А этот сам себе на уме, а еще в черной магии силен.
– Да хоть в розовой, – ответил я, – или в голубой, что на него больше похоже. Что он еще делает, кроме своей работы?
– Работу он делает, – ответил Готмар шепотом, – хорошо делает! Но еще поставил себя так, что теперь он хозяин как замка, так и всех Ундерлендов. Его слушаются уже не как сенешаля, а как герцога.
– И рыцари?
Он поморщился.
– А что рыцари? Их не утесняет. Напротив, развлекает как может. Они и рады. А ему льстит, что ему кланяются самые именитые лорды.
Я поглядывал на него внимательно, продолжая задавать вопросы легким тоном, и Готмар начал горячиться, по лицу пошли красные пятна, а в глазах заблистали злые огоньки.
– Понятно, – сказал я задумчиво. – Последний вопрос: в каких он отношениях с герцогиней?
Он застыл на мгновение, ожег меня ненавидящим взглядом за такую бесцеремонность, поколебался долгое мгновение.
– Как вам сказать… Конечно, он старается усилить свое влияние. Если бы его магия помогла, уже сумел бы совратить ее чарами. К счастью, все люди стараются оградить себя от чужих чар, а знатным и богатым еще и удается. У герцога и герцогини при себе не то кольца, не то что-то еще, что не дает на них так уж действовать…
Я переспросил:
– Что, и у герцога? А ему зачем?
Он сказал с достоинством:
– Но каково это лечь с прекрасной девой, а проснуться утром рядом с чем-то чешуйчатым или волосатым?
Я чуть было не пожал плечами как истинный демократ и толераст, но встретил честный взгляд Готмара.
– Да-да, – сказал я громко, – вы правы, сэр Готмар. Для некоторых это весьма как-то даже не совсем хорошо как бы вот так. Ага. У сенешаля все кольца волшебные?
Он пожал плечами:
– Никто не знает. Говорит, что да, но слишком уж их много. Наверное, часть просто для бахвальства.
– Спасибо, сэр Готмар, – сказал я.
Он спросил мне вдогонку обреченным голосом:
– Точно в небе не придется?
– И в подземелья не полезем, – заверил я. – У самого в печенках по самое не могу.
Превратившись в незримника, я миновал все магические ловушки Вервельда, слишком простые, даже на мой взгляд, – видимы либо в тепловом, либо в запаховом, – прошел в ту часть дворца, что считается женской половиной.
Пахнуло его запахом, я двинулся вдоль стены, осторожно выглянул. Сенешаль стоит у двери, загораживая герцогине вход, а она, маленькая и трепещущая, смотрит на него снизу вверх, как птенчик на большую змею, нависающую над ним раскрытой пастью.