100  

– Сэр Ричард, – произнесла она с мольбой, – ну почему вы не можете мне поверить?

– Ваша светлость, – произнес я церемонно, – приставленная к вам стража покажет только мое желание позаботься о вас. Это одобрил бы и герцог, и все, кто вас любит. Так что ваше стремление избегнуть такой простой и ясной защиты… говорит против вас. Вы затеяли что-то нехорошее!

Она заломила руки:

– Он меня убьет! Решит, что это я вас упросила поставить у дверей моей спальни стражу!

– Кто, – спросил я с расстановкой, – он?

Она в страхе огляделась, глаза от ужаса уже как блюдца.

– Вервельд…

Я сказал с удовлетворением:

– Ну, ваша светлость, теперь вы понимаете, что я должен знать все. Иначе велю схватить этого сенешаля и приведу к вам на очную ставку…

Она вскрикнула:

– Нет! Только не это…

Через несколько минут я уже действительно знал все. Вервельд появился при дворе сравнительно недавно, но так умело со всеми общался, что от каждого получал поддержку, хотя нередко потом люди изумлялись, с чего вдруг поддержали этого человека.

Поговаривали, что он искусен в черной магии, однако Вервельд уклонялся от прямых вопросов, только улыбался таинственно. Ему поручали некоторые работы, все выполнял быстро и точно, и как-то все приняли как должное, что он вскоре стал сенешалем всего замка.

Герцог с большим войском отбыл в Сен-Мари в неведомый и загадочный Гандерсгейм, а Вервельд, успев поутолять похоть практически со всеми служанками замка и фрейлинами герцогини, обратил мрачный взгляд на одинокую хозяйку крепости и герцогства Ундерленды.

Пока он рассыпал комплименты, Иля сперва лишь улыбалась, потом морщилась, наконец встревожилась, а Вервельд, чувствуя свою силу и умело манипулируя всеми, начал неспешное продвижение к цели.

Возможно, он нацелился на что-то и повыше, чем просто переспать с могущественной хозяйкой Ундерлендов, не дурак же, чтобы удовольствоваться такой ерундой. Постель как цель – это для юнцов и просто тупых, а Вервельд выглядит так, словно его мозг работает без отдыха все двадцать четыре часа в сутки.

– Надеюсь, – прошептала она в конце печального рассказа, – он испугается своей дерзости… и опомнится!

– Или ему станет стыдно, – сказал я с иронией. – Или вдруг совесть взыграет… Ох, что-то не верю.

Она сказала с упреком:

– В человеке нужно искать хорошее!

– Ладно, – ответил я, – дадим ему шанс. Я буду ждать его в вашей спальне. Если он войдет и осмелится приблизиться к постели – заслужил смерть. Если постоит у запертой двери и уйдет… что ж, спасет свою шкуру. Хотя за намеки и желание влезть в вашу постель… гм… я бы повесил все равно.

Она сказала с упреком:

– Вы жестокий человек!

– Жизнь такая, – ответил я сокрушенно, – а так вообще-то я самый мирный и пушистый зайчик на свете! Сидел бы в кустах и жрал украденную морковку. Увы, не дают… Приходится отбиваться. А я такой зайчик, что если вмажу в справедливом гневе, а он у меня всегда справедливый…

Она сказала слабо:

– Вам нужно идти к своим людям.

Я отмахнулся:

– Уже поздно. Одни все еще сидят за столом, другие отправились спать, дорога в Ундерленды всегда тяжелая. Лучше я сразу в вашу спальню.

Она вскрикнула в ужасе:

– Прямо вот так?

– Не в постель же, – пояснил я.

Она сказала быстро:

– Но мой вечерний туалет… Фрейлины всегда раздевают перед сном…

– Прекрасно, – сказал я. – Тогда я зайду прямо сейчас и спрячусь. Они вас разденут и уйдут, в коридоре у вашей двери на ночь встанет стража… Гм, герцог был предусмотрителен, отдавая некоторые приказы. Так что все будут знать, что к вам ночью никто не приходил… Гм, только как пройдет сам Вервельд?

Она содрогнулась.

– Все стражники больше слушаются его, а не Готмара! Кроме того, он умеет отводить глаза…

– Это многое объясняет, – согласился я. – Хорошо, леди Иля, вы топайте своими крохотными лапками к гостям, пожелайте им спокойной ночи, а потом с хвостом фрейлин в спальню. Я подсматривать не буду, клянусь! Я же благородный рыцарь.


Ее фрейлины долго и церемонно помогали ей раздеваться: сняли оба рукава – пришивать к платьям еще не додумались, пока только пристегивают, – старательно распустили шнуровку корсета и тоже сняли как черепаховый панцирь, долго расплетали ленты в хитроумной прическе, наконец эта высокая башня рухнула и, заструившись по плечам, легла на груди, опустившись до пояса, а на спине – до поясницы.

  100