– Сэр Ричард, – произнесла она с мольбой, – ну почему вы не можете мне поверить?
– Ваша светлость, – произнес я церемонно, – приставленная к вам стража покажет только мое желание позаботься о вас. Это одобрил бы и герцог, и все, кто вас любит. Так что ваше стремление избегнуть такой простой и ясной защиты… говорит против вас. Вы затеяли что-то нехорошее!
Она заломила руки:
– Он меня убьет! Решит, что это я вас упросила поставить у дверей моей спальни стражу!
– Кто, – спросил я с расстановкой, – он?
Она в страхе огляделась, глаза от ужаса уже как блюдца.
– Вервельд…
Я сказал с удовлетворением:
– Ну, ваша светлость, теперь вы понимаете, что я должен знать все. Иначе велю схватить этого сенешаля и приведу к вам на очную ставку…
Она вскрикнула:
– Нет! Только не это…
Через несколько минут я уже действительно знал все. Вервельд появился при дворе сравнительно недавно, но так умело со всеми общался, что от каждого получал поддержку, хотя нередко потом люди изумлялись, с чего вдруг поддержали этого человека.
Поговаривали, что он искусен в черной магии, однако Вервельд уклонялся от прямых вопросов, только улыбался таинственно. Ему поручали некоторые работы, все выполнял быстро и точно, и как-то все приняли как должное, что он вскоре стал сенешалем всего замка.
Герцог с большим войском отбыл в Сен-Мари в неведомый и загадочный Гандерсгейм, а Вервельд, успев поутолять похоть практически со всеми служанками замка и фрейлинами герцогини, обратил мрачный взгляд на одинокую хозяйку крепости и герцогства Ундерленды.
Пока он рассыпал комплименты, Иля сперва лишь улыбалась, потом морщилась, наконец встревожилась, а Вервельд, чувствуя свою силу и умело манипулируя всеми, начал неспешное продвижение к цели.
Возможно, он нацелился на что-то и повыше, чем просто переспать с могущественной хозяйкой Ундерлендов, не дурак же, чтобы удовольствоваться такой ерундой. Постель как цель – это для юнцов и просто тупых, а Вервельд выглядит так, словно его мозг работает без отдыха все двадцать четыре часа в сутки.
– Надеюсь, – прошептала она в конце печального рассказа, – он испугается своей дерзости… и опомнится!
– Или ему станет стыдно, – сказал я с иронией. – Или вдруг совесть взыграет… Ох, что-то не верю.
Она сказала с упреком:
– В человеке нужно искать хорошее!
– Ладно, – ответил я, – дадим ему шанс. Я буду ждать его в вашей спальне. Если он войдет и осмелится приблизиться к постели – заслужил смерть. Если постоит у запертой двери и уйдет… что ж, спасет свою шкуру. Хотя за намеки и желание влезть в вашу постель… гм… я бы повесил все равно.
Она сказала с упреком:
– Вы жестокий человек!
– Жизнь такая, – ответил я сокрушенно, – а так вообще-то я самый мирный и пушистый зайчик на свете! Сидел бы в кустах и жрал украденную морковку. Увы, не дают… Приходится отбиваться. А я такой зайчик, что если вмажу в справедливом гневе, а он у меня всегда справедливый…
Она сказала слабо:
– Вам нужно идти к своим людям.
Я отмахнулся:
– Уже поздно. Одни все еще сидят за столом, другие отправились спать, дорога в Ундерленды всегда тяжелая. Лучше я сразу в вашу спальню.
Она вскрикнула в ужасе:
– Прямо вот так?
– Не в постель же, – пояснил я.
Она сказала быстро:
– Но мой вечерний туалет… Фрейлины всегда раздевают перед сном…
– Прекрасно, – сказал я. – Тогда я зайду прямо сейчас и спрячусь. Они вас разденут и уйдут, в коридоре у вашей двери на ночь встанет стража… Гм, герцог был предусмотрителен, отдавая некоторые приказы. Так что все будут знать, что к вам ночью никто не приходил… Гм, только как пройдет сам Вервельд?
Она содрогнулась.
– Все стражники больше слушаются его, а не Готмара! Кроме того, он умеет отводить глаза…
– Это многое объясняет, – согласился я. – Хорошо, леди Иля, вы топайте своими крохотными лапками к гостям, пожелайте им спокойной ночи, а потом с хвостом фрейлин в спальню. Я подсматривать не буду, клянусь! Я же благородный рыцарь.
Ее фрейлины долго и церемонно помогали ей раздеваться: сняли оба рукава – пришивать к платьям еще не додумались, пока только пристегивают, – старательно распустили шнуровку корсета и тоже сняли как черепаховый панцирь, долго расплетали ленты в хитроумной прическе, наконец эта высокая башня рухнула и, заструившись по плечам, легла на груди, опустившись до пояса, а на спине – до поясницы.