Ричард Длинные Руки – ландесфюрст, Стр. 55

– В Тараскон, – быстро сказал я. – Все в Тараскон!

Гонец поклонился, спросил снова:

– Еще он спрашивает насчет армии турнедцев. Они идут следом за ним, тоже хотели бы знать, куда им…

Я сказал довольно:

– Узнаю Рейнфельса. Не любит турнедцев, но уже начинает скрепя сердце заботится и о них.

– Общее дело, ваша светлость, – произнес сэр Жерар. – Граф всегда отличался повышенным чувством долга. Хотя он из Фоссано, к сожалению.

Я подумал, ответил решительно:

– Скажешь, им к Тараскону тоже.

Гонец поклонился.

– Будет исполнено, ваша светлость.

Я шевельнул пальцами, он вскочил, быстрый и сияющий, быстро отвесил поклон и пропал за дверью, словно прошел ее насквозь.

Сэр Жерар проводил его озабоченным взглядом.

– Ваша светлость, правильно ли?

– Что вас беспокоит?

– Не лучше ли направить часть войск в Гандерсгейм?

– Сейчас наше сердце, – сказал я, – Тараскон. И пираты это знают. В Гандерсгейме пока что тихо…

– Тихо?

– В смысле, – поправил я себя, – там позиционная война. Как только снимем угрозу с Тараскона, сразу же займемся Гандерсгеймом. Вот увидите.

Он вздохнул.

– Скорее бы. Гандерсгейм – открытая рана.

Глава 3

Громко и радостно гремят трубы как во дворце, так и во всему городу, это сэр Жерар настоял, чтобы и простому народу сообщили о великой победе над могучим противником на севере, одержанной их правителем Ричардом Завоевателем.

Таким образом для народа Сен-Мари расширяется пространство, где они могут путешествовать без помех и пошлин, торговцы повезут туда свои товары без наценок, а ремесленники будут договариваться о совместной разработке и эксплуатации залежей ценных руд.

К дворцу начали стягиваться разукрашенные богатые повозки, на большой прием в честь взятия Савуази и победного окончания войны съезжаются лорды с женами и дочерями на выданье. Уже всем известно, что среди прибывших с севера сподвижников грозного Завоевателя много молодых и неженатых…

Столы в большом зале уставлены изысканными яствами, посуда из серебра и золота, но все равно будут хватать руками: вилки приживаются с большим скрипом, хотя церковь уже не запрещает, но следит, чтобы не было в употреблении двурогих, что олицетворяют дьявола, а только с тремя отростками, а еще чтоб обязательно изогнутыми как признание всемогущества Господа.

Особо знатные лорды проходят в зал под пение труб, их сопровождают слуги и даже один из герольдов. Их встречают довольными криками, кланяются, ибо присутствие знатнейших людей дает возможность потом бахвалиться: и я с таким-то за одним столом как-то раз…

Сэр Жерар подал знак, все трубы взревели особенно мощно и разом умолкли. Я вышел на помост, вскинул руки и улыбнулся как можно шире и радостнее, я ж и тут отец народа, хотят они этого или нет.

– Граждане нашего великого государства! – крикнул я, старательно держа это глупое выражение всем довольного и по самые почки счастливого человека. – Прием по случаю победы… но это так, повод. На самом деле прием потому, что я рад всех вас видеть, я счастлив, что вы здесь, что наполнили теплом ваших сердец и душ этот зал, и с ним и весь огромный дворец!

В ответ раздался радостный, ликующий и растроганный рев. Народ все еще рассаживается за столами, но многие начали жрать и пить, это ж не в монастыре, где соблюдается строжайший этикет, там кверху подняли чаши с вином и прокричали «Ура!».

Герольд прокричал:

– Леди Хорнегильда!.. Леди Хорнегильда Хорнблоуерская!

Мужчины поспешно вскакивают из-за столов и кланяются, женщины приседают. Хорнегильда шествует через зал красиво и гордо, бесподобно величественная в своей бледной красоте, корона на ее золотых волосах не сияет, а горит как солнце. Сзади так же красиво, но более раскованно, идут ее свеженькие фрейлины, стреляют блестящими от возбуждения глазками по сторонам.

Пройдя между рядами столов, она приблизилась к помосту, я смотрел на нее с таким же восторгом, как все, во всяком случае, выражение на моем лице должно быть именно такое; она встретилась взглядом со мной и присела в поклоне, но не опуская головы и не сводя с меня взгляда странных небесно-белых глаз с черными точками зрачков.

Я склонился в поклоне, перед красотой преклоняются даже императоры, а она прошла к своему креслу, грациозно опустилась на сиденье из красного бархата.

Ей подали серебряную изящную чашу с мелкими изумрудами по ободку, она взяла не глядя и приподняла на уровень лица.