Он пробормотал:
– Еще не знаю. Пока только царапалась.
– Ладно, – решил я, – пусть улыбается, а как – сама знает. Они это репетируют перед зеркалом с детства.
– Она это знает, – буркнул он. – И даже о ее праве принимать знатных гостей в своих королевских покоях, когда вы стараетесь от них отделаться повежливее…
– Тогда что еще?
– Говорит, личное.
Я поморщился.
– Ну да, у женщин даже общественное – личное. Ладно, зовите. Что-то на мой целибат пошли такие атаки…
Он поклонился и тихо исчез, а вместо него вошла леди Хорнегильда, строгая и целомудренная, платок так плотно облегает голову, оставляя только бледное лицо с безукоризненными чертами, что голова кажется обритой.
Даже губы бледные, а безумно светлые глаза выглядят страдальческими. Я и раньше смотрел в них с оторопью, что-то зачеловеческое в них, холодное и злое, хотя взгляд прям и честен. И я чувствую всей сутью, что она не прикидывается.
Она сделала два шага, присела в глубоком поклоне и, склонив голову, застыла.
Я тупо смотрел на милую, такую женственную головку, в черепе проворачиваются законы о поощрении обмена товарами, стимуляции оборота и привлечения инвестиций, но их торопливо выпихивает туповатый вопрос: а чего это она, а?
– Леди Хорнегильда? – произнес я.
Она подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх светлыми арийскими глазами.
– Ваша светлость…
Я сделал небрежный жест кончиками пальцев, она послушно поднялсь и застыла.
– Что вас беспокоит, леди Хорнегильда?
Я тщательно следил за речью, вылавливая все эти «милая леди», «дорогая» и прочие слащавости, это чревато, женщины умеют пользоваться любой оплошностью и делают это убийственно точно.
– Лорды напоминают, – произнесла она бесстрастно, – что пора провести большой прием. Дворец должен жить, это нужно прежде всего вам самому, ваша светлость.
Я сказал успокаивающе:
– Хорошо, проведем. Неужели именно это вас так расстроило?
Она вздохнула, по лицу пробежала глубокая тень, а страдание в глазах стало еще заметнее.
– Да, конечно.
– Леди Хорнегильда, – произнес я, – давайте не. Я же зрю. Сюзерен должен как бы. У вас что-то не бардзо. Чё?
Она тяжело вздохнула, страдальчески заломила руки.
– Ваша милость… ну зачем… зачем вы отпустили из тюрьмы Сулливана?
Я смотрел с удивлением, наконец поправил медленно, следя за ее лицом:
– Герцога Сулливана…
Она горестно вздохнула:
– Ах да, он же теперь еще и герцог… Ну зачем вы его возвели в бароны?
Я поинтересовался:
– Леди Хорнегильда, а что такого, что он герцог? Плохо другое, что он мятежник…
Она сказала натянутым как тугая струна голосом:
– Ну так и не нужно было его выпускать!
Я не сводил с нее взгляда, но она только беспомощно заламывает руки, наконец я спросил вкрадчиво:
– Леди Хорнегильда, вы никогда не лезли в мои дела… столь явно. Что случилось теперь?
Ее бледное лицо пошло красными пятнами, она торопливо присела в глубоком поклоне и опустила голову.
– Ваша светлость! Я никогда…
– Да ладно вам, – сказал я и, взяв ее за подбородок, поднял ее голову, на меня взглянули чистые глаза, где уже начали скапливаться слезы. – Попытались повлиять. На меня все пытаются влиять. Но сейчас вас что-то совсем занесло… Что у вас за такая лютая неприязнь к Сулливану? Говорите, говорите, я все равно выдавлю из вас ответ. Вот сейчас возьму и начну давить.
Слезы заблестели ярче, запруда начала подаваться, я беспомощно следил, как она подалась под напором, хотя у меня было желание задрать ей голову еще выше, чтобы слезы оставались на месте, но тогда голова вообще оторвется, шея больно тонкая и нежная, как у той, что на первый в ее жизни бал…
Блестящие жемчужины побежали по щекам, оставляя мокрые следы, голос прозвучал едва слышно:
– Он меня обесчестил…
– Что? – переспросил я в изумлении. – Сэр Сулливан? Мне он показался настолько старомодным… в смысле исполненным всяческих достоинств рыцарем высших доблестей… гм, что как-то с его обликом морале это даже не вяжется.
Она сказала торопливо:
– Не в прямом смысле…
– А-а-а, – протянул я, – тогда давайте подробнее, леди. А то я не весьма как бы зело и обло в таких сложных и непредсказуемых делах. Мне бы чё-нить попроще, ну там войну кому объявить, флот выстроить, экономику поднять или опустить…
Она прерывисто вздохнула.
– Он несколько раз приезжал со своими друзьями ко двору моего отца. Ездили на охоту, соревновались в метании копья и топора, укрощали коней… Потом как мы встретились, я была настолько уверена, что я ему понравилась… были все признаки… очень понравилась, что я опрометчиво отбросила девичий стыд и сказала ему, что он может просить у моего отца моей руки.