Сигизмунд с готовностью поднял щит, руки вздрогнули, он всмотрелся, перевернул, на щеках вспыхнул румянец, торопливо протянул щит Бернарду. Сердце мое колотилось все сильнее. Звери – черт с ними, но изображение стереоскопическое, как бы утоплено в глубине, там словно метет слабая поземка, мне тоже захотелось перевернуть щит и посмотреть изнутри.
Бернард остро взглянул на меня.
– Тертуллиан все подал тебе в руки. Чтоб эти вещи запомнили нового хозяина.
– Да, – согласился я. – У нас тоже делают такие пистолеты с чипами, чтобы слушались только хозяина… В смысле – в нашем королевстве. Чужак из такого… гм… лука выстрелить не может. Так что мне это знакомо. Это дорогое оружие, Бернард.
– Дик, кто ты?
Вместо ответа я громко свистнул. Сгусток мрака, что жевал и перемалывал камни, исчез там и мгновенно появился передо мной. В глазных орбитах полыхало, выплескиваясь, багровое пламя, уши стояли торчком по-волчьи.
Я поставил ногу в стремя, Бернард все еще не сводил с меня вопрошающего взгляда. Одним прыжком я очутился в седле, дивный щит слева, рукоять древнейшего из мечей смотрит из-за плеча, а удивительный панцирь колышется на моей груди вместе с дыханием.
Совнарол торопливо подобрал второй мешок, где доспехи святого Георгия, приторочил к своему седлу и взобрался на коня. Моя рука, отягощенная браслетами героя, выстрелила в направлении Зорра:
– Там ждут от нас доспехи святого Георгия. Поспешим?
После паузы кто-то вздохнул, а Ланселот скомандовал звучным голосом:
– По коням!
Глава 31
Нас увидели, как и в прошлый раз, издали. Заскрипели створки ворот, а когда за нами погнались какие-то смельчаки, их легко отогнали со стены стрельбой из арбалетов. Я перевел дыхание, увидев суровые, полные достоинства лица воинов Зорра. Доспехи их не блистают, на шлемах и нагрудных пластинах следы от ударов топорами, мечами, даже от стрел, но я чувствовал их силу и стойкость, что наполняет воздух крепости.
Оказывается, все это время я жил, сроднившись, со страшным напряжением, привык, притерпелся, оно стало для меня таким привычным, что не замечал, а теперь вот как будто кости из меня вынули, готов сползти медузой прямо сейчас с коня, лечь, отоспаться…
Из караульного помещения вышел Беольдр, я сразу подобрался, выпрямил спину. Беольдр сильно похудел, из-за этого выглядел еще выше ростом, с почерневшим лицом и глубоко запавшими глазами. Он сам взял наших коней под уздцы, помолчал, глядя нам в лица. Ничего не спрашивал, боялся услышать, и Ланселот сказал без привычной для него суровости в голосе:
– Все с нами.
Отец Совнарол подтвердил смиренным голосом, но дьявольская гордыня звучала в каждом слове:
– С Божьей помощью, с Божьей помощью.
Беольдр оглянулся на запасных коней, что с любопытством осматривались в поисках конюшни и молодых кобылиц. Худое лицо медленно светлело, словно внутри зажглись свечи и освещали его через кожу.
– Я в самом деле, – сказал он дрогнувшим голосом, – боюсь поверить… Ведь дела очень плохи, Ланселот.
Ланселот картинно выпрямился, глаза сверкнули праведным гневом.
– С нами доспехи святого Георгия Победоносца! – сказал он громко, чтобы услышали и солдаты, защищающие ворота. – Так кто же против нас?
Бернард добавил с небрежностью:
– Не так уж и много войск по ту сторону стен.
Сигизмунд сказал чистым юношеским голосом:
– Было больше, но теперь…
– Силой Божьего слова, – напомнил Совнарол строгим голосом. – А уж потом нашими мечами.
Беольдр покачал головой. Лицо снова потемнело, а огонь в глазах угас.
– Все гораздо хуже, – проронил он. – Шарлегайл плох… Уже почти не встает. Узнав, прибыла родная наша сестра, владетельная Зингильда, ты ее знаешь. Спешит заявить права на трон. С нею ее начальник стражи…
Грудь Ланселота раздалась, а нижняя челюсть выдвинулась еще больше. В холодных серых глазах заблистал металлический оттенок, словно на лезвии его меча.
– У Шарлегайла нет сына, но есть законная дочь!.. Принцесса Азалинда имеет больше прав, чем его сестра.
Беольдр развел руками. Огромный, могучий, он казался пойманным в лесу медведем, посаженным на цепь.
– Сейчас права у того, у кого длиннее меч. Ланселот, ты знаешь, кто теперь у нее начальник стражи? Сир де Мертц. Да, тот самый Сир де Мертц.
Ланселот посерьезнел, аристократичное лицо вытянулось, скулы заострились, а желваки натянули кожу и застыли рифлеными кастетами. Я видел, как дернулись губы, явно для ругани, но он вспомнил о своем происхождении, а вокруг одни простолюдины, произнес ровным голосом: