– А ты на чьей стороне? – спросил я.
Он засмеялся громко и победно.
– На своей, конечно! Это самая лучшая сторона. Самая правильная.
– Самая умная, – согласился я.
– Так в чем дело?
– Но кто сказал, – возразил я, – что человек живет умом? Я пробовал – не понравилось. Здесь вроде живут вовсе не умом, но как будто счастливее…
Он посмотрел на меня, смерил взглядом мой рост, расхохотался:
– Это ты-то пробовал жить умом?.. Хотя, признаюсь, что-то в тебе странное. Как будто бы и в самом деле… Ладно, главное в другом: ты сумел пройти так далеко. Я мог бы приспособить тебя помогать мне. Таким пустяком, как долголетие, я тебя обеспечу. Если не за сотню лет, то за тысячу мы сможем проникнуть в кое-какие тайны Древних.
Я удивился:
– Ты предлагаешь мне дружбу и сотрудничество?
Он поморщился.
– Я умный человек. И живу умом. А среди умных не бывает друзей, бывают только сообщники. И то временные. Но эта временность может растянуться на тысячу лет, а разве это для тебя не выигрыш? Ты вообще-то кто, норн?
Я покачал головой:
– Думаю, нет.
– Тогда геллинг?
Я снова покачал головой:
– Я не знаю этих слов. Может быть, я в самом деле норн и геллинг, только об этом не знаю, как немцы не знали, что для испанцев они – алеманы, для римлян – германцы… ведь себя почему-то считают дойчами и не понимают, почему для русских они вовсе – немцы. Так же угры, мадьяры и венгры… Так что не трудись показывать эрудицию, не трудись. Просто сними заклятие. Вот и все.
– А что дальше?
– Я уйду.
Он покачал головой, глаза смеялись:
– Какой же ты герой? Герой должен кипеть жаждой убить подлого колдуна!
– А ты в самом деле подлый?
– Вы, смертные, так считаете…
Я пожал плечами.
– Мне очень не хочется убивать. А подлый ты или не подлый – это зависит от точки зрения. Мне, поверь, не хочется убивать даже подлого. И, если меня не принудить, то не стану. Поверишь ли, я в самом деле не только никого не убивал, но вот прожил четверть века, подумать только, и никого не только не убил, но не толкнул, не ударил… По-моему, даже не обругал… как следует. Но вот пару месяцев назад я попал в эти земли… и, не поверишь, убил столько, что всех не вспомню. Худшее и самое ужасное в том, что меня не мучают угрызения совести.
Он смотрел с еще большим интересом.
– Почему ужасное? Это же прекрасно!
Я развел руками, но следил за ним очень внимательно.
– Мой мир… из которого я пришел, теперь я понимаю, только внешне очень мирный и чистый. Да, в нем чистые тротуары… Да, нет резни… Да, мы все беспрерывно говорим о литературе, искусстве, музыке, смотрим возвышенные зрелища, говорим о гуманности и бесценности человеческой жизни… но что-то делает нас готовыми убивать, убивать, жечь, разрушать. Хуже того – убивать без той злобы, страсти, ликования, с которыми убивают крестоносцы! Потому я тебе не судья. И убивать не стану. Просто сними заклятие.
Он смотрел на меня очень внимательно.
– Почему-то мне кажется, – сказал он медленно, – что тебе не то что убивать, даже драться очень не хочется.
– Ну и что? – спросил я. – Мы постоянно делаем не то, что хочется.
– …и что ты несколько не от мира сего, – продолжал он. – Не знаю, то ли ты из мира книжников, копателей или мысленов, может быть, ты даже звездосмотретель? Но меч ты держишь, я зрю по твоему лицу, без всякого ликования.
– Ну и что? – спросил я. – Я не знаю, кто такие мыслены или звездосмотретели, но я знаю, что такое конформист.
– Если я правильно догадываюсь, – сказал он медленно, я чувствовал, как напряжение нарастает, – это значит, что ты живешь теми идеями, что превалируют в данном обществе.
– Очень правильно, – сказал я. – Честно, признаюсь, я поражен…
– А это значит, – сказал он нетерпеливо, – что ты просто обязан подчиниться моим идеям.
Я покачал головой.
– Там, у выхода, меня ждет бедный честный парень, который считает меня своим сюзереном. А еще дальше – целое королевство Зорр, где идеи совсем иные.
Он кивнул и ответил в том же тоне:
– А еще дальше – империя Тьмы. Там идеи… скорее мои, чем крохотного королевства Зорр.
– Но я из королевства Зорр, – ответил я. – И потому требую в последний раз: сними защиту! А потом поговорим о знаниях Древних. Признаюсь, меня это заинтересовало… очень сильно.
Он смотрел пристально, в глазах разгорался гнев. Я видел, что лицо начинает дергаться – этот человек слишком долго жил, зная о своем всемогуществе. Уже то, что он долго слушал меня, общался со мной, говорит лишь о том, как соскучился он по общению с людьми, однако уже сейчас считает себя богом…