121  

– Хорошо-хорошо! Ну, струхнул чуть. Я ведь из мира, где трусом вовсе быть не стыдно. Это называется осознанием ценности человеческой жизни. Своей, конечно. Чем человек трусливее, тем он ценнее!

Тертуллиан спросил с интересом:

– Сам придумал?

– Сам, – признался я. – Но это носилось в воздухе. Я только облек в слова. Так что же предстоит мне? У меня если душа вдруг откуда-то и выползет, отряхивая помятые перья… или шерсть, то уж точно не безгрешная. Как я смогу добыть доспехи, если там все запечатано Святым Словом?

– Это точно, – ответил он, – душа у тебя мохнатенькая. Заскорузлая! Странно, на ее толстой коже видны шрамы… гм, по твоей роже не скажешь, что ты где-то и как-то страдал. Такие, как ты, других страдать заставляют, но чтоб сами прищемили хоть пальчик… Твоя судьба такова, Дик, что тебе нельзя ни коснуться доспехов Георгия, ни пройти через заклятие Святого Слова, за которым доспехи и меч Арианта – так звали того древнего героя. А доспехи Георгия ты все-таки сможешь добыть… не взять, именно добыть… Я догадываюсь, зачем ты взял этого чистого душой юношу! Добыть и доставить в Зорр, а с доспехами Арианта твоя задача еще проще. Правда, и труднее. Этот Ягеллан не в состоянии проникнуть через заклятие Святого Слова, но он поставил свое Черное Слово, и теперь ни одна чистая душа не в состоянии проникнуть в ту пещеру!..

– Круто, – вырвалось у меня. – Вечный пат!

– А что это?

– Ну, ни злодей, ни праведник – никто не проникнет сквозь двойную защиту!

– Да, – согласился он. – Но тебе и не надо проникать. Просто убей Ягеллана. С его смертью исчезнут и его черные заклятия.

– Гм, – сказал я. Посмотрел на сверкающую фигуру святого, сказал снова: – Гм… Как-то непривычно, что такая святая фигура нанимает киллера… но я повидал политиков, все понимаю. Допустим, мне удастся его убить, хотя не представляю как… А что дальше?

Тертуллиан ответил просто:

– А ничего. Поворачивайся и уходи. Доспехи все равно тебе не взять, даже если пройдешь Черное Слово. Ибо Святое Слово, увы, не заклятие – его пройти ты не в состоянии. Но придет время, и эти доспехи достанутся действительно достойному. Мир таков, Дик, что доспехи – едва ли не самое в нем важное. А если что и есть важнее, то только меч.

– Да, – ответил я горько. – Меч всегда важнее книги, а человек с ружжом главнее Эйнштейна.

– Пока да, – ответил он кротко. – Пока. Но даже сейчас… не совсем.

Свет померк, сквозь призрачную фигуру засияли звезды, Тертуллиан исчез.

Я перевел дыхание, руки крупно тряслись. Пошел оседлал коней, только тогда разбудил Сигизмунда и Гугола. Сигизмунд спросонья едва не свалился в костер, ребенок еще, поспать любит, но строит из себя железного Терминатора, Гугол пришел в себя быстрее, затоптал костер, сказал громко:

– А полночи прошло, прошло… Скоро рассвет!

– Недоволен, что поспал чуть дольше? – удивился я.

Глава 22

Кони хорошо шли по росистой траве, а когда взошло солнце, мы все, даже кони, все еще чувствовали себя свеженькими. День пришел солнечный, жаркий, но левая сторона долины по-прежнему оставалась в тени от огромной каменной стены. Я, как и все, был слишком озабочен поисками прячущихся врагов, смотрел, чтобы конь не переломал ноги о камни, их немало скатилось с гор, не ступил в одну из норок чертовых хомяков и сусликов, и не замечал каменной стены, вдоль которой едем. А когда посмотрел…

Дыхание вырвалось, будто конь лягнул под дых. Стена почти от самой земли и доверху – абсолютно гладкая, блестящая как зеркало, ровная, словно ее тщательно отшлифовали.

Невольно развернулся в седле, посмотрел на противоположную стену. В голове застучали молоточки. Стена – абсолютный двойник. Как будто горный хребет аккуратно разрезали вдоль исполинским лазерным лучом. Как циркулярная пила разрезает длинное бревно вдоль, так и здесь нечто невероятное разрезало горную цепь и отодвинуло половинки одна от другой примерно на полмили. Чувствуется, что с той стороны хребта – обычное нагромождение камней, но здесь…

Невольно вспомнилась легенда о Фархаде, что вот так же рассек горный хребет сверкающим мечом и раздвинул половинки, чтобы дать дорогу реке на поля бедных крестьян. Но от меча, тем более от меча таких размеров, остались бы грубые царапины, полосы, заусеницы, а здесь настолько все отшлифовано…

Я вздрогнул, дернулся так, что мои пальцы судорожно ухватились за луку седла. На правой стене мелькнул жутко огромный глаз, исчез, а через минуту я увидел исполинский размытый силуэт кузнечика, что сменился клубами желтой пыли. Я помалкивал – пусть Сигизмунд и Гугол не ломают головы, а сам все всматривался на скаку и наконец увидел скачущего всадника, в котором узнал себя! Всадник такого размера, что головой достиг бы верхушки Останкинской башни, а конь от морды и до хвоста длиной с Арбат. Что за феномен, не лазеры же в самом деле, как и не огненные мечи богатырей, но что это, что?.. Это совершили такие исполинские силы, что запросто могут скрутить пространство и время в узел, зашвырнуть меня обратно с той же легкостью, что и выдернули…

  121