Ричард Длинные Руки – воин Господа, Стр. 119

Охотиться почти не приходилось, разве что в азарте не мог не метнуть молот в выскочившего из кустов прямо перед конской мордой кабана, а Гугол иногда стрелял в уток. Но чаще просто покупали в деревнях, Гугол всегда брал самое лучшее, нежное, дорогое.

Поужинали с аппетитом, они тут же свалились и заснули сном праведников, а я, грешная душа, долго сидел, тупо глядя в пляшущее пламя, словно дикарь-огнепоклонник.

Краем глаза заметил, что в сторонке возник свет. Нет, сразу пламя, но разгорелось неспешно, не дав мне испугаться, отпрянуть. Пламя трепетало, стараясь выглядеть как простое пламя, но свет чересчур чистый, светлый, ничем не замутненный, а я со страхом и восторгом в душе внезапно ощутил, что вот таким и был первозданный свет, когда Творец отделил свет от тьмы.

Пламя трепетало, словно на ветру, хотя над миром полный штиль, листок не шелохнется на дереве, а серебристая паутинка на фоне звезд падает с веточки медленно, ровно. В переливах огня чудились фигуры, скачущие кони, огромные глаза, нечеловеческий рот. Вдруг свет стал немыслимо ярким. Ослепленный, я отшатнулся, а надо мной прогремел властный голос:

– Сын мой!.. Твои боевые други уже спят. Что тревожит тебя? Почему не спишь?

– Я бдю, – выдавил я из перехваченного горла. – А ты кто, разводящий? Смена караула?

– Хороший вопрос, – одобрил голос.

Огонь оформился в человеческую фигуру в белом блистающем плазменным огнем балахоне. На полголовы ниже меня, что очень немало, широкое властное лицо, тяжелая челюсть, глаза посажены глубоко, сверху защищены тяжелыми надбровными выступами, снизу – выступающими скулами. Лицо воина, отметил я невольно, сильного и жестокого.

Ноги призрачного человека коснулись земли, но ни травинка не шелохнулась под его весом. От всей фигуры лучи, на пламенном лице из глаз бьет огонь, еще более яркий, чем лучи, а голос, я подозреваю, звучит больше в моем черепе, чем колышет воздух.

Я ошалело огляделся.

– Не понял… Это во сне или наяву?

– Дик, – сказал огненный человек, – тебе что, это важно? Соблазны являются не только во сне. Так и эти… можешь назвать их антисоблазнами. У тебя, кстати, очень богатый словарный запас. Я половины слов не знаю, лишь догадываюсь о смысле… Где есть возможность для нечистой силы, там есть место и для чистой…

Я кивнул, пробормотал:

– Да, конечно. Только каждая из сторон называет именно свою силу чистой, а себя Светом. Это я уже знаю… Так вот ты кто, демон или…

Он захохотал, чуть запрокидывая голову. Крупное тело колыхнулось, я наконец заметил, что у этого призрака немалый животик, как у борца-тяжеловеса, что ушел на пенсию.

– Или, – прорычал он, – я как раз это «или».

– Не бреши, – возразил я. – «Или» – это святые. Во-первых, я не поверю, что мне вдруг да явится нечто святое. Вы ж там все боитесь запачкаться мирским! Святые должны являться… праведникам!.. Подвижникам, аскетам!.. Которые умерщвляют, постятся, бьют тысячи поклонов для Книги Гиннесса, не стригут всю жизнь волосы и ногти, не моются… А я… святые мощи, да у меня даже ангела-хранителя нет!

Пылающая фигура колыхнулась, мне показалось, что от смеха, но это было бы слишком дико, и я предположил, что сработал некий гравитационно-ортостатический флуктуй.

– Дик, – раздался из этого огня сильный, но ясный и настолько чистый понимающий голос, что сердце у меня дрогнуло будто в умилении, захотелось встать на колени и помолиться чему-нибудь светлому и чистому. Не Богу, конечно, ну его на фиг, а, к примеру, принцессе Азалинде. – Дик… Ты будешь удивлен… но только споначалу, если скажу… что и у меня ангела-хранителя нет… и никогда не было.

– Ого, – вырвалось у меня. – Так кто ты есть? Или есмь?

– У таких, как мы, не бывает, – объяснил он. – Да, не бывает. Это у чистых душ только… Ну, у заблудших обязательно, для выправления. А я был… я был слишком разным. Я был разбойником, был философом, магом, отшельником, купцом… Иногда купался в роскоши, иногда… гм… два года провел в каменоломнях, еще полтора года был рабом на вёсельном корабле… Но я был слишком жаден, чтобы остановиться, и потому половины моей жизни хватило, чтобы перепробовать все утехи этого простого мира… и возжелать нечто больше, выше, огромнее!

Я смотрел на него во все глаза.

– Я начинаю догадываться, кто ты…

– Ну-ну, смелее.

– Тертуллиан!

Он кивнул с явным удовлетворением:

– Молодец, Дик.

Я таращил на него глаза, огненная фигура подрагивала, словно под порывами ветра, но ветра нет, это он просто удерживает понятную для меня, туземца, прежнюю человеческую форму.