– Так вот ты… – пролепетал я тупо, – какой.
– Да, – ответил он просто, но с гордостью, достойной разве что дьявола, – я такой…
– Тертуллиан, – вырвалось у меня. – Я не очень-то, пойми меня правильно, к твоему христианству, но ты… ты меня ошарашил. Если встречу где твою могилку, то не плюну на нее, а положу цветы. Уважаю потому что.
Он проговорил с коротким смешком:
– Много цветов придется рвать. Я малую часть земель христианского мира повидал, но и то насчитал уже восемь своих могил! Легковерны люди и тщеславны есмь… А где мои кости, знаешь сам. Но явился я тебе вот зачем. Слушай внимательно. Первое – я не ходил дальше на юг, не смогу даже теперь, когда я несколько… более чем легок на подъем. Там слишком сильна мощь темной магии… Да и вообще, человек все совершает только в той жизни, понимаешь?.. Ну, в которой ты сейчас. Если я не научился ездить на верблюде тогда, то теперь уже не смогу. Если не побывал в Южных Землях, то теперь они для меня закрыты. Потому даю это наставление и… все.
Я спросил осторожно:
– А до этого времени что… следил?
– Иногда посматривал, – ответил он коротко. – Сын мой, тебя отправили за доспехами Георгия. Это очень важно для Зорра. Но я прошу тебя заглянуть в еще одно место… Это почти по пути… Придется всего лишь отклониться от прямого пути на полсотни миль. Там довольно жуткое место, называемое урочищем дьявола. Никакого дьявола там, понятно, нет… ты уже знаешь, что одних Тертуллиановых могил на свете с десяток, а этих урочищ – сотни, но в этом урочище поселился могучий маг Ягеллан. Он, по сути, сторожит вход в одно неприятное место… Там глубокая пещера, а в ней запрятаны… да-да, конечно же, меч и доспехи одного великого воина… Еще одни доспехи, только, увы, совсем не святые. Но и не дьявольские, ибо в те далекие времена не слышали ни про Иисуса, ни про дьявола… Я не знаю, из каких древних эпох пришел тот воин, ибо, когда я с ним говорил, у меня волосы седели только от перечисления тех зверств и злодейств, что он совершил… Однако, повторяю, он тогда еще не знал света Христовой веры, ибо жил задолго до рождения нашего великого Учителя, тогда все так жили. Но и потом, уже когда пришли первые пророки и проповедники, он многих убил лютой смертью, многих исказнил, а первое войско воинов с крестами на плащах попросту истребил…
– В одиночку? – спросил я.
– Все дело в доспехах, – объяснил Тертуллиан. – Он сам не знает, из каких времен они дошли до него, ибо, когда он родился, те доспехи уже были овеяны седыми легендами, переходили из рода в род… Он их получил еще в молодости, с тех пор не расставался с ними. Когда я его встретил, он был свиреп, жесток, кровожаден, очень умен, знания его были безмерны, и мы проводили много времени, толкуя о древних временах, исчезнувших народах и смысле жизни. Мне было легко с ним сойтись, ибо я сам не был… чист и безгрешен, а знал тоже много и ум мой был остер. Потихоньку да полегоньку я объяснял ему суть новой веры, принципы, на которых зиждется новая мораль, он со мной спорил, не соглашался, но затем свет проник в его мохнатую душу, как когда-то в мою, он принял крещение, покаялся во всех грехах. Я видел, что покаяние его искренне, потому дал ему полное отпущение, после чего он легко и светло вздохнул и заявил, что теперь готов к путешествию, из которого нет возврата… Я похоронил его там же, в пещере. Его меч и доспехи повесил на каменной стене, а пещеру запечатал Святым Словом, так что ни один туда не войдет с нечистой душой. Многие, Дик, пытались добыть эти доспехи!.. Ты увидишь, сколько там у входа костей и черепов.
Я произнес тоскливо, за иронией пряча страх:
– Ну вот… даже святые снисходят не просто так, поговорить, а обязательно дают наряды вне очереди…
Он полюбопытствовал:
– А что, когда-то было иначе?
– Конечно, – ответил я. – То с одним пастухом заговорил горящий куст, то с другим – голос с неба… К монахам в келью являлись ангелы поговорить за жизнь, просто побазарить, о чудесах рассказать…
Голос его стал строже, он явно понимал мою иронию, но не принял:
– Я не говорю, что ты рылом не вышел в Моисеи или в Мухаммады… хотя, гм, будь самокритичнее, но в тех случаях тоже были наказы! И очень строгие. То, что я тебе велю, – пустяк. Две трети тех, кто шел выполнять наряды, как ты говоришь, тех праведников кончили на кострах, на плахе, на колу, они были растерзаны зверьми на арене цирков…
С неловкостью за то, что он меня раскусил, я прервал: