Ричард Длинные Руки – гауграф, Стр. 45

Он помялся, развел руками, снова поклонился.

– Значит, вы все оставляете на усмотрение самих кланяющихся?

– Пусть наклоны регулируют сами, – ответил я, стараясь, чтобы звучало беспечно. Сам подумал, а мудрость ли это либо попытка избежать неприятного решения, как обычно делаю, трус поганый. – У нас свобода… в некотором роде. Заодно так проще обходятся без меня, когда обстоятельства вынуждают… как вот сейчас, отбыть. А те, кто кланяется низко, без воли властелина шагу не сделают, сами утопнут и государственный корабль потопят.

Вечер сухой и ясный, хотя солнце уже зашло, однако небо полыхает таким пурпуром, облаков такие алые горы, что в наступающую ночь как-то не верится. Взлетать еще рано, хоть могу и проделать это незаметно, но лучше не исчезать среди пира. Утром рано – другое дело. Очень рано. На рассвете ближе к полночи.

На прощанье обходя свои владения, о которых надо и заботиться, кто бы подумал, а не просто грабить и насиловать всех, кто попадется, я вышел к собору, вокруг странно и пусто, потянул на себя тяжелую дверь.

В пустоте огромного зала тихо и одиноко виднеется стоящая на коленях согбенная фигура. Отец Дитрих то крестится, закидывая голову, то прижимает руки к сердцу, то смотрит на алтарь молящим взглядом, уже не выпрашивая, а требуя помощи, ибо давно уже не для себя живет, а для церкви.

– Простите, отец Дитрих, – произнес я тихо у него за спиной, – вы говорите с Богом… однако он и так читает в наших душах. От него ничего не скрыто. А молитвы нужны только нам, чтобы самим понять и сформулировать, что же хотим…

Он протянул руку, я помог подняться. Судя по его бледному лицу, на коленях простоял довольно долго.

– Зашел попрощаться? – спросил он.

– Да, отец Дитрих, – сказал я. – Вы все видите! Отбываю в Брабант. Хотя вроде бы не дело майордома готовить место для квартирования большого войска… но с другой стороны – кто, как не я, лучше других знает тамошних лордов и саму крепость?..

– Да и с герцогом пора повидаться, – напомнил он. – Родителей надо чтить.

– Да-да, святой отец.

– Что у тебя на душе, сын мой? На челе твоем тучи.

– Тревожно мне, – признался я. – Тревожно, святой отец.

– Что гнетет?

Я вздохнул тяжко.

– Двигаться в страну варваров, нести им свет Христова учения… а оно им надо? В Сен-Мари хоть понимают, от чего отвернулись и к чему принуждаем мы, а эти? Тревожно приступать к делу, за которое даже не знаю, с какого краю браться!

Он покачал головой и скорбно улыбнулся. Свет множества свечей падает на его худое лицо сбоку, впадины становятся совсем глубокими, как ущелья, а выступающие скулы сверкают, как вершины гор на утреннем солнце.

– Мне как-то пришло в голову, – проговорил он задумчиво, – что, как ни странно, но грамоту придумали неграмотные! И вообще все новое придумывается теми, кто… ну, даже не представляет во всей ясности того, что придумывает.

– Это уж точно, – сказал я.

– Конечно, – поспешил он сказать, – человек получает примерно то, что хотел, но это редко полностью соответствует тому, что задумано и что желается…

Он смотрел с вопросом в умных, не по-старчески зорких и проницательных глазах, понял ли я такую запутанную речь.

Я поспешно кивнул.

– Да-да, отец Дитрих, я понимаю. Мы живем в особые, небывалые времена. Уже тысячи лет.

Он сказал мягко:

– Сын мой, я говорю сейчас с тобой как служитель церкви. Если быть действительно праведным христианином… не тем, какими постепенно становимся, а какими должны быть, то нельзя понять и принять нравы и деяния благочестивых христиан, которые спокойно мирятся с тем, что окружающие их люди, иногда даже близкие им люди, будут в аду. Нельзя примириться с тем, что человек, с которым я сижу за одним столом, обречен на вечные адские муки. Нравственное сознание началось с Божьего вопроса: Каин, где брат твой Авель? Развитие этого сознания рано или поздно подойдет к другому Божьему вопросу: Авель, где брат твой Каин?

Я смотрел исподлобья.

– Полагаете, мы уже подошли к этой черте?

Он покачал головой.

– Человечество в целом… если и придет, то не скоро. А вот лучшие люди должны начинать отвечать на этот вопрос… уже сейчас.

Я выдавил из себя улыбку.

– Как удобно быть этим не лучшим! И спрятаться за решением неотложных вопросов экономики. Отец Дитрих, как ловец душ человеческих, полагаете ли вы, что мне нужно не затягивать с этим завоеванием маркграфства Гандерсгейм?