Ричард Длинные Руки – конунг, Стр. 92

Пальцы нащупали оперение стрелы, я быстро выдернул одну из тулы и наложил на тетиву лука.

Иллариана взглянула на меня печальными глазами.

– Нет…

– Почему? – спросил я.

– Не нужно…

– Кто их знает, – сказал я нервно. – Вон какие клювищи…

– Я знаю, – ответила она.

– Ого, – сказал я. – Кто они?.. Бобик, сидеть!

Она взглянула беспомощно, что-то произнесла на странном птичьем языке, чересчур быстро даже для моего уха.

– Не понял, – ответил я честно.

– Но ты услышал, – произнесла она пораженно, – это тоже… очень…

Она снова произнесла что-то на непонятном языке, явно нечеловеческом, а стая в это время пролетела над нашими головами совсем низко, развернулась и пошла по кругу, звучно хлопая крыльями, щелкая клювами и растопыривая лапы с длинными когтями.

Бобик изготовился к прыжку, я погрозил ему пальцем, он присмирел, хоть и скульнул протестующе.

Иллариана сказала быстро:

– Вам лучше отойти.

– Что будет? – спросил я.

Она покачала головой.

– Ладно, я отодвинусь сама…

Отбежала она быстро, хотя и пошатывалась от усталости. Птицы немедленно начали садиться рядом, окружили, начали подпрыгивать, как журавли в брачном танце. Золотая голова с распущенными волосами то и дело скрывалась за их поднятыми крыльями.

Я то натягивал лук, то отпускал, сэр Торкилстон выдернул меч и готовился спасать морскую ведьму, хотя должен бы только радоваться, если ее заклюют.

Ордоньес сказал нетерпеливо:

– Да стреляйте же! А то вдруг клюнут…

– Зачем стрелять? – спросил я.

Он ответил быстро:

– Так она ж вроде теперь наша!

Я бросил в его сторону понимающий взгляд, как ни свиреп вожак пиратов, но женщин бросается защищать в любом случае, ведьма или не ведьма, к тому же сошла с его корабля, так что все еще под его защитой…

Иллариана совсем исчезла за беснующимися огромными птицами, я наконец решительно натянул тетиву, но в это время одна подпрыгнула, мощно толкнулась лапами и, шумно хлопая крыльями, взлетела в воздух.

За ней начали взлетать другие. Я напряженно ожидал, но Иллариана так и не показалась за их фигурами. Взлетели две последние, мы все трое охнули в один голос.

Торкилстон сказал быстро:

– Вон она!.. Самая задняя!

Ордоньес возразил:

– Нет, ее взяли в середку. Она самая слабая. И летят потому медленнее…

Я опустил лук.

– Она была права насчет моря и суши.

Торкилстон жадно спросил:

– Что говорила?

– Что беспомощна только в море.

Мы все трое провожали взглядами удаляющуюся стаю. Теперь я сам видел, что стая не только увеличилась на одну птицу, но и заметил, на какую.

– А жаль, – произнес Ордоньес. – Было в ней что-то необыкновенное… Именно о таких мечтаем. Теперь буду всю жизнь вспоминать, в кабаках рассказывать. Такая вряд ли стала бы овец разводить… хоть мясных, хоть тонкорунных, но вот летать над кораблем…

Он оглянулся, матросы дисциплинированно ждут возле лодок, в нашу сторону смотрят в ожидании распоряжений.

Ордоньес махнул рукой.

– Можете возвращаться. Сегодня вряд ли вернемся…

Бобик наконец зашевелился, а Зайчик опустил мне морду на плечо и печально вздохнул.

Торкилстон решил взять на себя функцию впередиидущего, но его опередил Бобик и мощными прыжками понесся к домикам у кромки леса.

Я заспешил следом, стараясь не выглядеть слишком воинственным, могут наблюдать из-за деревьев.

Бобик исчез за домами, мы видели, как влетел в один, выпрыгнул в окно и ринулся в другой, там гремело, из окон вылетели клубы пыли, он выметнулся, как ошпаренный кот, и забежал в третий дом.

– Быстро он, – сказал Ордоньес восхищенно. Он оглянулся на бредущего за нами недоумевающего Зайчика. – Если и этот у вас такой же…

– Быстрый?

– И быстрый тоже…

– Они всегда спорят, – объяснил я, – кто быстрее… Ого, там что-то отыскалось…

Бобик выскочил из последнего дома и смотрел в нашу сторону с весело распахнутой пастью, где на клыки нельзя смотреть без содрогания.

– Что-то отыскал? – спросил Ордоньес.

– Точно, – ответил за меня Торкилстон с мрачной гордостью. – Это же Бобик! Всем бобикам бобик.

Мы подошли к домам, во дворах пусто, только беспорядочно метнулись в стороны куры. На всякий случай я осторожно заглянул в первый, никого, видны следы торопливого бегства. Похватали все, что успели, но чувствуется, что убегают не первый раз, ничего ценного не оставлено в спешке или по дурости.