Ричард Длинные Руки – конунг, Стр. 138

Алонсия идет по аллее гордо и красиво, длинное платье струится по ее телу, как вода по отполированному мрамору, длинный подол волочится по земле, легкий и полупрозрачный, как легкая дымка.

Я вежливо поклонился, она дико стрельнула в меня огнем глаз и выпалила с ходу:

– Вам лучше отказаться от меня, сэр Ричард!

Я вскинул брови, губы растянул в примирительную улыбку.

– А где «драсте, сэр Ричард»?

– Вы делаете ошибку, – сказала она резко.

– Напротив, – ответил я негромко и увещевательно, – я все просчитал… Таких богатых залежей руды нет ни в одном королевстве. Можно такое производство развернуть!

Она задохнулась от возмущения, нежное лицо пошло алыми пятнами, в надменном голосе четко прорезалась нотка страха:

– Вы не получите меня, сэр Ричард!

Я развел руками в вежливом поклоне.

– Да, обычно не получаю того, что хочу. Но получаю то, что мне нужно.

Она вскинула гордо голову и пошла мимо, обращая на меня не больше внимания, чем на столбик, который собаки используют для передачи друг другу феромоновых сообщений.

Фрейлины прошествовали такие же гордые, с задранными носиками, но на меня поглядывали с любопытством и призывно улыбались. Замыкала шествие Боудеррия, эффектная, блистающая выпуклыми мускулами, с украшенной золотыми нитями перевязью, двумя ножами за не по-женски расшитым жемчугом кожаным пояском.

– Привет, – ответил я на ее полный злобы и подозрительности взгляд, – я тебя тоже люблю так же трепетно и нежно.

Когда и она ушла, я опустил голову и потащился по аллее, раздираемый сомнениями. Принуждать женщину к браку с нелюбимым – гнусно, но вряд ли герцог Хорнельдон будет с нею мягче или ласковее меня.

К тому же я достаточно самоуверен, чтобы предположить, что через какое-то время после свадьбы поймет мою глубокую и противоречивую натуру, ахнет и влюбится так, что мне самому придется отбиваться от ее признаний и сиропных нежностей.

В окна врывается солнечный свет, но в помещении горят свечи, здесь слуги и стражи в одеждах из желтой ткани, много украшений из золота, и весь зал выглядит, как залитый рассеянным в воздухе золотом. Я выпроводил их, закрыл дверь и, придвинув стул к окну, принялся созерцать гуляющих придворных.

Одежда – лучший индикатор времени, а по ней я бы сказал, что здесь прошли еще дальше, чем в Сен-Мари. И не только в области столового этикета, хотя вилки – это да, круто, здесь продвинутость чувствуется даже в архитектуре…

За спиной ощутилось чье-то присутствие, но опасности нет, и я продолжал бездумно смотреть в окно. Боудеррия остановилась надо мной, оперлась о раму окна и тоже посмотрела во двор. Я вскинул голову, некоторое время смотрел, не понимая, что вижу, наконец сказал недовольно:

– Боудеррия, убери ногу.

Она фыркнула:

– Как смешно… Понятно, почему принцесса в вашу сторону даже смотреть не хочет.

Я пожал плечами.

– Разве это важно?

– А что важно? – полюбопытствовала она.

– Когда смотрят друг на друга, – сказал я безапелляционно, – это блажь. Любовь, это когда оба смотрят в одном направлении.

Она посмотрела на меня с интересом.

– Интересно. Когда армия перед боем смотрит одна на другую, там все преисполнены друг к другу любви по уши?

– Ага, – согласился я. – Все на свете делается во имя любви, как я слыхал.

Она сказала мрачно:

– Я бы тоже не советовала вам посягать на принцессу.

– Ты ее охраняешь, – возразил я, – это понятно. Но рано или поздно она все равно выйдет замуж. И охранять будет муж. Или ты думаешь, герцог Хорнельдон оставит тебя возле нее?

По ее лицу пробежала тень, глаза сверкнули недобро.

– Я так далеко не заглядываю. Но принцесса сейчас несчастлива, и мое сердце обливается кровью.

Я сказал откровенно:

– Знаешь ли, я настолько же неудачлив в личных делах, насколько успешен в военных. Или не военных, но… захваты замков и крепостей мне даются намного легче, чем женских сердец. Я даже целое королевство захватил с легкостью, а вот… гм…

Она сказала с насмешливым сочувствием:

– Вы как будто еще не знаете, что женское сердце покорить труднее?

– Чувствую, – ответил я. – Потому даже не пытаюсь… теперь.

Она смерила меня откровенно оценивающим взглядом. Сейчас, когда точно знает, что я маркграф и знатный лорд, и знает, что я знаю, что она знает, то вынужденно смиряет голос, время от времени наклоняет голову, имитируя поклоны, и обращается как бы почтительно на «вы», что мне все вообще-то до сгоревшей свечи.