Ричард Длинные Руки - Гроссграф, Стр. 118

- Врете, - сказал он мрачно.

- Почему? - удивился я.

- Потому что вы - тиран, - ответил он хладнокровно. - Тираны все врут. Порода такая.

Я покачал головой.

- Только по необходимости. Как и все люди. Кстати, у тиранов такой необходимости меньше. Вы понимаете, почему.

- Все равно врете, - сказал он.

- Нет, - сказал я убеждающе. - Во-первых, когда страна богата, все заслуги могу приписать себе лично. Во-вторых, бедный народ и ограбить не удастся…

- Ага, - сказал он удовлетворенно. - Значит, все-таки, чтобы ограбить?

- Ну да, - подтвердил я. - А как иначе? Но тут такой наступает момент… Зачем грабить, когда и так все свое? Для тирана вся страна - его двор. Зачем грабить самого себя?

Он замолчал в затруднении, а я продолжил торопливо, пока он не наткнулся на какой-то железобетонный довод:

- На те земли, как я уже говорил… вроде говорил?… претендует король Гиллеберд. Земли барона Гяуссера… ныне бывшие, в смысле, барона теперь того больше нет, а замок и земли я отдаю вам, если еще не поняли. Так вот те земли узким клином вклинились, простите за тавтологию, это совсем не ругательство, а такое куртуазное извинение, в земли королевства Турнедо! Король Гиллеберд считает те земли почти своими, но не заботится о них и не развивает их, так как они все-таки не его официально.

Тамплиер рыкнул:

- А почему он так считает?

Я вздохнул.

- Защитить некому, Армландия в постоянных драках, а общей армии нет. Сам же барон Гяуссер не смог бы отстоять свою землю даже от соседей, баронов, как я уже сказал, Байру Руаяля и Доминика Волтона, очень воинственных, кстати. Вы от них еще наплачетесь!…

Он поморщился, но промолчал. Я продолжил с жаром:

- Сейчас для меня король Гиллеберд хуже, чем вы, благородный сэр Тамплиер. У него армия, у него резервы, экономическая мощь и устойчивая репутация в международных кругах. Словом, везде у него концы. Я хоть и сволочь, но хочу держать Армландию единой. Как вы правильно сказали, рано или поздно я то ли зарвусь, то ли меня кто-то скинет с гроссграфства, это неважно, но лучше, если скинут и все захватят свои, чем все заграбастает чужак Гиллеберд.

Он подумал еще, на челе проступила складка, означающая глубокое раздумье.

- А какая разница?

- В смысле?

- Чьей будет считаться та земля, - пояснил он терпеливо.

Я сказал с подъемом:

- В том-то и дело! Я мечтаю, как бы сделать край богатым и счастливым и на этом обрести славу, а Гиллеберд мечтает стяжать воинскую славу, как у Карла! И вообще мечтает потягаться с самим Карлом. Представляете, сколько прольется благородной крови, сколько выгорит городов и сел, сколько расплодится воронья на трупах благородных рыцарей и обесчещенных солдатами лядей!

Он снова думал долго и мучительно трудно. Я невольно вспомнил, как у ста самых именитых турнирных бойцов спросили: не вредно ли частое участие в таких боях для мышления? Десять ответили, что очень вредно, а девяносто, увы, не поняли вопроса. Потому церкви так и не удалось получить поддержу королей о полном и безоговорочном запрете турниров.

Сэр Тамплиер наконец сказал густым рыцарским голосом:

- Хорошо, я принимаю это странное условие. Год берусь служить вам, если это не будет противоречить рыцарским принципам и не уронит моего благородного имени… но через год я свободен от всех клятв и обещаний!

Это прозвучало угрожающе, я ответил почти мирно:

- Учту.

- Год? - повторил он вопросительно.

- Года хватит, - согласился я. - Вернее, год и один день. Хотя, если поторговаться, этот день можно и скостить… Думаю, его для того и цепляют, чтобы потом уступить, но рыцари не торгуются, потому этот добавочный день и волочится следом, как напоминание о старом добром времени. Словом, за год столько может произойти… И меня могут вбить, как вы мечтаете, в землю без вашего участия… мало ли бродячих героев?… Сам таким был в далекой молодости, это где-то месяц-два назад… как давно это было! Так что обретете свободу даже раньше.

Он снова подумал и переспросил:

- И коня?

- И коня, - согласился я.

- И оружие?

- Лорд замка должен был на лучшем коне, - ответил я, - и с лучшим оружием. Так что все это ваше, сэр Тамплиер. Вы появитесь в полном блеске грозного хозяина! И милостивого, как захотите. И, конечно же, самого справедливого из всех существующих и даже намысленных!

Я видел по его лицу, как усердно трудится дьявол: вот появилось сомнение, вот проступает желание выступить перед новым народом, а они слушают со склоненными головами и мнут в руках шапки, а он говорит, конечно, о величии Господа, о Его благодати, Его милости, а уже потом скажет несколько слов о себе, их новом хозяине, суровом, но справедливом…