Влюбленная вдова, Стр. 96

Эбби рухнула на постель. И дважды подпрыгнула на упругой перине.

Через мгновение Кипп уже был рядом — ему потребовалось некоторое время, чтобы покончить с застежками. Одним движением бедер спустив панталоны до щиколоток, Кипп попытался сбросить их, но едва не растянулся на полу во весь рост. Шепотом проклиная на чем свет стоит проклятую одежду, он запрыгал на одной ноге, стаскивая с себя панталоны и ни на секунду не отрывая глаз от распростертой на постели жены. Томно раскинувшись на перине, она ждала его…

Наконец он присоединился к ней. Схватив Эбби за запястья, завел руки ей за голову, немного подумал и перехватил их одной рукой, оставив другую свободной, чтобы иметь возможность дразнить свою беспомощную пленницу, доставляя ей наслаждение…

Изобразив на лице улыбку, достаточно героическую, как надеялся Кипп, чтобы ее не напугать, он просунул руку ей под рубашку, захватив край выреза на груди, и, одним движением разорвав ночное одеяние Эбби до талии, обнажил ее тело.

Эбби дернулась — ей вдруг показалось, что игра, которую затеял Кипп, перестает быть игрой. Нервы ее были натянуты до предела. Пора было возвращаться к реальности.

— Вы только что порвали двадцать фунтов, милорд корсар, — саркастически хмыкнула она, с интересом наблюдая, как Кипп, дернув еще раз, разорвал рубашку так, что она развалилась на две части.

Опустив голову, он спрятал лицо у Эбби на груди, чтобы жена не заметила его улыбку. Эта женщина не переставала его удивлять. Вдруг он спохватился, вспомнив о своей роли.

— Ни слова больше, вы слышите, миледи?! — прорычал низким, хриплым голосом Кипп, надеясь, что это вышло очень страшно. Именно так, по его представлению, должен был вести себя настоящий корсар. — Вы теперь моя пленница, моя добыча, и я волен делать с вами все, что хочу, потому что отныне вы в моей власти! — угрожающе рявкнул он. Эбби забилась в его руках — то ли потому, что он и в самом деле ее напугал, то ли старалась как можно лучше сыграть ту роль, что он ей навязал, — этого Кипп не знал. Впрочем, сейчас это не особенно его волновало. Ему представился отличный шанс, и он вовсе не намерен его упускать. Улучив момент, он просунул руку между ног жены.

Дыхание Эбби пресеклось, из груди вырвался стон. Лохмотья, в которые превратилась ее очаровательная ночная сорочка, свешивались с ее тела, но она уже забыла о ней. Придавленная его тяжестью, она едва могла дышать. Руки и ноги отказывались ей повиноваться. Ее обнаженная кожа в свете свечей отливала перламутром. А Кипп, не в силах оторваться от жены, ласкал, терзал, пробовал на вкус, нетерпеливо ожидая, когда ее крепость сдастся и распахнет ворота перед победителем.

Он приник губами к ее уху.

— Ты останешься моей бледнолицей пленницей, — прошептал он, понизив голос до хриплого шепота, — моей хрупкой английской розой, сладостной рабой моей любви… Ты станешь согревать мне постель до тех пор, пока я, корсар, желаю этого!

— Мой отец вздернет тебя на рее! — надменно процедила Эбби. Возмущенная наглостью пирата, она снова ринулась в бой, отчаянно извиваясь под ним и при этом ни на минуту не забывая, что каждое ее движение должно быть точно выверено — так, чтобы возбудить Киппа еще сильнее. Точно так же, как ее возбуждали его слова.

— Ну так что же? Я умру счастливым, унеся с собой в вечность память об этой ночи. Все кончено, миледи. Спасения вам ждать неоткуда. Теперь вы принадлежите мне, мисс Поумрой!

Рука Киппа покоилась между ее ног. Слегка нажав, он осторожно раздвинул ей бедра, отыскал узкую, истекающую горячим соком щель и протиснулся внутрь.

Судорожная дрожь пробежала по телу Эбби, которое больше ей не повиновалось. Приподняв бедра, она широко раздвинула ноги и прижалась к нему.

Желание, переполнявшее Эбби, стало нестерпимым. Но больше всего ей хотелось, чтобы он снова заговорил — ей хотелось услышать слова любви, даже если они были адресованы вовсе не ей. Впрочем, сейчас она не чувствовала себя Абигайль Ратленд, виконтессой Уиллоуби, той Эбби, какой была совсем недавно. Теперь она мисс Люсинда Поумрой, созданная богатым воображением мисс Араминты Зейн. А стало быть, и говорить она должна тем языком, какой мисс Араминта пожелала вложить в уста своей любимой героини. Впрочем, Эбби ничуть не сожалела об этом — ведь став Люсиндой, она могла сказать то, что хотела, то, что никогда не позволила бы себе Эбби.

— Да… да, мой корсар! Я сдаюсь. Мое хрупкое тело больше не в силах противиться тебе. Делай со мной что хочешь. Я твоя!