Влюбленная вдова, Стр. 95

Воспользовавшись запальчивостью Эбби, Кипп осторожно потянул ленточку ее ночной сорочки. Вот как, значит, игра? Ну что ж, он с удовольствием в нее сыграет. Вернее, они сыграют в нее вдвоем — это в тысячу раз увлекательнее, чем какая-то партия в шахматы.

— Понимаю! А потом, наверное, он принялся соблазнять бедняжку? Я угадал, да? — тихо прошептал он Эбби на ухо. — Поверьте, я просто сгораю от нетерпения! Ну же, Эбби, расскажите мне! Как именно он ее соблазнял?

Ноги у Эбби подламывались, во рту пересохло. Ласки мужа привели ее в такое состояние, что она не могла пошевелиться и только дрожала как осиновый лист.

— Я… я не знаю. Мисс Зейн… как-то не вдавалась в детали. То есть там, разумеется, были кое-какие намеки, но…

Кипп, конечно, отлично знал, что это за намеки, поскольку сам в аналогичной ситуации использовал бы нечто в этом роде, чтобы добиться своей цели.

— И что же корсар потребовал от своей пленницы? Расскажите-ка мне поподробнее, дорогая, — промурлыкал он. — Все, что вы помните, разумеется.

В ушах у нее звенело, во рту пересохло, а сердце билось так сильно, будто готово было выскочить из груди.

Сейчас она была Люсиндой. А Кипп… Кипп был ее прекрасным, благородным корсаром. Они были одни, за надежными, крепко запертыми дверями его замка, в объятиях друг друга. Судьба свела их в этом месте для того, чтобы они, как весьма туманно и в то же время достаточно откровенно выразилась мисс Зейн, «познали великое и ослепительное наслаждение, которое могут разделить только пылающие страстью джентльмены и снедаемые любовью дамы; величайший восторг, который им предстояло испытать, — самый прекрасный, самый щедрый дар, каким одарил смертных великодушный бог любви».

Судорожно сглотнув, Эбби предприняла еще одну, последнюю попытку его отвлечь.

— Но это же глупо! — задыхаясь, выпалила она. — Просто как дети, ей-богу!

— Да, конечно… но почему бы и нет, в конце концов? Если вы помните, Эбби, нынче вечером я преподнес вам целый сундук самых разных игр. Вы ведь любите игры, да? Так я и подумал. Вот и представьте, что сейчас мы с вами играем… в какую-нибудь новую игру. Итак, что же сделал корсар дальше?

Смущенно прикрыв глаза, Эбби дала волю своей фантазии.

— Он… он говорил кое-что.

Ладони Киппа накрыли ее груди, добрались до упругих сосков и принялись играть с ними, пощипывая и поглаживая крохотные розовые бутоны.

— И что же именно он говорил?

К этому времени Эбби уже почти перестала понимать, что он от нее хочет. Взволнованная, смущенная и к тому же безмерно подавленная тем, что так смущена и взволнована, Эбби не осмеливалась поднять глаз на мужа. Пальцы ее запутались в густой поросли светлых курчавых волос на его груди, коснулись твердых плоских сосков. И Эбби стоило немалого труда удержаться от соблазна тоже поиграть с ними, как это делал Кипп.

Не удержавшись, она слегка ущипнула их, и тело Киппа мгновенно отозвалось — соски его затвердели и теперь напоминали жесткие кожаные пуговки. Эбби осмелела. Прижавшись к мужу, она даже игриво обвела их кончиком языка. Кипп содрогнулся, на лице его было написано наслаждение. Смущение Эбби как рукой сняло. Сейчас и ей уже ничуть не меньше Киппа хотелось поиграть в эту новую волшебную игру.

— Кое-что, — повторила она не задумываясь. Весь мир для нее перестал существовать — осталось только желание, только страсть, которая бурлила в

ней, накатывая волнами, и ее бросало то в жар, то в холод.

— Дайте-ка я попробую угадать. — Он медленно приподнял подол ее сорочки, обнажив тело Эбби до талии, потом, отодвинувшись, принялся возиться с застежками панталон. — Стой, женщина! — прорычал он. — Ну-ка быстро забирайся в постель и жди меня! Сейчас я приласкаю тебя, красотка! Засмеявшись, Эбби с силой дернула его за уши.

— О Боже! Да что вы за человек? Вы понятия не имеете ни о какой романтике!

Смех и ярость боролись в нем. Уши его горели огнем, и Кипп подумал, что его драгоценная супруга не из тех, кто сражается из кокетства. Подхватив вырывавшуюся жену на руки, Кипп осторожно перебросил ее через плечо, решив, что именно так действовал бы на его месте настоящий пират, и бросил на постель. Сейчас она была его пленницей, а он — ее господином и повелителем. Он не собирался причинять ей боль, но от прежней мягкости и галантности, с какой он всегда обращался с ней, не осталось и следа. Кипп лучше всех знал, что именно так вел себя корсар с очаровательной Люсиндой — по крайней мере, в тех эпизодах, которые он хотел написать, но так и не написал. Да и к чему — все равно ни один издатель в мире не взял бы на себя смелость опубликовать нечто подобное!