50  

– Папа, никто меня не похитит. Это же школа!

Но он ничего не желал слушать. Он спросил директрису, не против ли она, если со мной будет ходить телохранитель, а она ему:

– Конечно, нет, Ваше Высочество.

Ваше Высочество! Миссис Гупта назвала моего папу «Ваше Высочество»! Честное слово, я бы штаны намочила от смеха, если бы все это не было так серьезно.

Во всей этой истории есть только один плюс: директриса отменила мое наказание и мне теперь не придется всю неделю оставаться после уроков. Она решила, что появление моей фотографии в «Нью-Йорк пост» – уже само по себе достаточное наказание.

Но на самом деле она простила меня не поэтому, а по одной-единственной причине: мой отец ее совершенно очаровал. Он вел себя этаким душкой, называл ее «мадам директор», извинялся за беспокойство. Он с ней так заигрывал, что я бы не удивилась, если бы он ей и руку поцеловал. А наша директриса уже миллион лет замужем, и у нее на носу сбоку большущая черная родинка. Но она на это купилась! Она ему поверила.

Я вот думаю, согласится ли Тина Хаким Баба по-прежнему сидеть со мной за ланчем. Если она согласится, по крайней мере, нашим телохранителям будет чем заняться: пусть себе сравнивают методы защиты гражданского населения.

Все еще среда, урок французского

Пожалуй, надо почаще фотографироваться для первой страницы «Пост».

Я вдруг резко стала очень популярной. Вхожу я днем в кафетерий (я велела Ларсу, чтобы он держался от меня в пяти шагах, а то он все время наступал на задники моих десантных ботинок), и тут ко мне подходит не кто-нибудь, а Лана Уайнбергер собственной персоной. Я стою в очереди за подносом, а она подходит и говорит:

– Привет, Миа. Может, сядешь сегодня с нами?

Честное слово, так и говорит! Как только стало известно, что я принцесса, эта жалкая лицемерка сразу захотела со мной дружить.

Сразу за мной в очереди стояла Тина (если совсем точно, за мной стоял Ларе, за ним Тина, а за ней – ее телохранитель). Думаете, Лана пригласила и Тину сесть с ними? Ничего подобного! «Нью-Йорк пост» не назвала Тину «классической красавицей», а низкорослые девушки с лишним весом недостаточно хороши для того, чтобы сидеть с Ланой, даже если их отцы – арабские шейхи. О нет! Сидеть с Ланой достойны только чистокровные принцессы Дженовии.

– Нет, Лана, – говорю я, – спасибо, но мне уже есть с кем сесть.

Видели бы вы физиономию Ланы. В последний раз она была так же ошарашена, когда из ее свитера торчал сахарный рожок мороженого.

Позже, когда мы сидели за столом, Тина почти не ела, а только ковыряла вилкой в тарелке с салатом. Насчет этой ерунды с принцессой она не сказала ни слова. Тем временем все остальные, включая даже зубрил, которые обычно вообще ничего не замечают, таращились на наш стол. И, должна вам сказать, это было не слишком приятно. Я прямо-таки чувствовала, как Лилли сверлит меня взглядом. Она пока что ничего не сказала, но наверняка почувствовала мое состояние. От Лилли ничего не укроется.

Короче говоря, через некоторое время мне надоело это терпеть. Не доев бобы с рисом, я отложила вилку и сказала:

– Послушай, Тина, если ты больше не хочешь со мной сидеть, я все пойму и не обижусь.

Ее большие карие глаза наполнились слезами, честное слово. Она покачала головой, так что длинная черная коса закачалась из стороны в строну:

– Что ты имеешь в виду, Миа? Я тебе больше не нравлюсь?

Тут уж настала моя очередь удивляться:

– Что-что? Конечно, ты мне нравишься. Просто я подумала, что, может, я тебе разонравилась. Ты же видишь, на нас все пялятся, так что я пойму, если ты больше не захочешь со мной сидеть.

Тина грустно улыбнулась и говорит:

– На меня всегда все смотрят. Это из-за Вахима, понимаешь?

Вахим – это ее телохранитель. Сейчас Вахим и Ларс сидели рядом с нами и спорили, у какого пистолета убойная сила больше: у Вахимова «магнума 357» или Ларсова 9-миллиметрового «глока». Тема какая-то тревожная, но оба, кажется, были довольны, как слоны. Я бы не удивилась, если бы они потом устроили соревнования по армрестлингу.

– Я-то, как ты понимаешь, – сказала Тина, – привыкла, что меня все считают странной. Но мне жалко тебя, Миа, ведь ты могла сесть с кем угодно, с любым в этом кафетерии, но осталась со мной. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной сидеть со мной только потому, что со мной никто не дружит.

Тут я по-настоящему разозлилась. Нет, не на Тину, на все остальных в нашей школе. Я хочу сказать, Тина Хаким Баба – очень, очень хорошая, но этого никто не знает, потому что с ней никто не разговаривает. А не разговаривают с ней из-за того, что она недостаточно стройная, слишком тихая и за ней всегда таскается этот дурацкий телохранитель. Странное дело, люди поднимают шум из-за всякой ерунды вроде того, что в китайском гастрономе с одних покупателей берут за пончики с гингко билоба на пять центов больше, чем с других, но при этом никого не волнует, что в нашей школе есть несчастный человек, с которым никто даже не поздоровается утром, не спросит, как прошли выходные!

  50