Дневники принцессы, Стр. 28

Во-первых, в бабушкином номере все розовое. Розовые стены, розовый ковер, розовая мебель. Повсюду стоят в вазах розовые розы, а на всех портретах, которые висят на стенах, нарисованы розовощекие пастушки и все такое.

Только я успела подумать, что сейчас утону в розовом цвете, как вышла бабушка. На ней было все фиолетовое: все, начиная от шелкового тюрбана, кончая шлепанцами со стразами из фальшивых бриллиантов на носках. Во всяком случае, я думаю, что это фальшивые бриллианты.

Бабушка всегда носит фиолетовое. Лилли говорит, что у людей, которые часто носят фиолетовое, обычно психика находится в состоянии на грани мании величия. Исторически так сложилось, что фиолетовый цвет носили только аристократы, поскольку простым людям веками запрещалось красить одежду красителем индиго, значит, они не могли получить фиолетовый цвет. Но Лилли, конечно, не знает, что моя бабушка и есть самая настоящая аристократка. Поэтому, хотя я и согласна, что у моей бабушки мания, дело не в том, что она мнит себя аристократкой. Она на самом деле аристократка.

И вот бабушка вошла в номер с балкона, где стояла до этого, и первым делом сказала:

– Что это у тебя на башмаке написано?

Но мне можно было не переживать, что бабушка поймает меня на списывании, потому что она сразу заговорила обо всем остальном, что у меня было не так:

– Почему ты носишь с юбкой теннисные тапочки? Эти гольфы считаются чистыми? Что у тебя с волосами? Ты что, Амелия, снова стала обкусывать ногти? Я думала, ты давно избавилась от этой отвратительной привычки. О, мой бог, когда же ты перестанешь расти? Ты что, хочешь стать такой же высокой, как твой отец?

И все примерно в таком роде, только это звучало еще хуже, потому что она говорила по-французски. Но и это еще не все. Затем она проскрипела своим прокуренным голосом:

– Разве ты не поцелуешь свою бабушку?

Я подошла, наклонилась (бабушка ниже меня почти на целый фут) и поцеловала ее в щеку. Щека у нее очень мягкая, потому что она каждый вечер перед сном втирает в кожу вазелин. Когда я хотела выпрямиться, она схватила меня и сказала:

– Пфу! Ты что, забыла все, чему я тебя учила?

И заставила поцеловать ее и во вторую щеку, потому что в Европе (и в Сохо) принято здороваться таким манером.

Короче, я наклонилась и поцеловала бабушку в другую щеку. При этом я заметила, что из-за бабушки выглядывает Роммель. Роммель – это бабушкин карликовый пудель, ему пятнадцать лет. По размеру и по форме он точь-в-точь как игуана, только не такой умный. Он все время дрожит, и ему нужно носить флисовый жилет. Сегодня его жилет был такого же фиолетового цвета, как бабушкино платье. Роммель никому, кроме бабушки, не позволяет до себя дотронуться, и даже когда бабушка его гладит, он закатывает глаза с таким видом, как будто над ним издеваются. Если бы Ной видел Роммеля, он бы хорошенько подумал, прежде чем принимать на свой ковчег каждой божьей твари по паре.

– Ну-с, – сказала бабушка, когда решила, что нежностей достаточно, – правильно ли я поняла, что твой папа рассказал тебе, что ты – принцесса Дженовии, а ты разревелась? Это еще почему?

Я вдруг как-то сразу почувствовала себя ужасно уставшей. Чтобы не упасть, я срочно присела на мягкий стул с розовой обивкой.

– Ох, бабушка, – сказала я по-английски. – Не хочу я быть принцессой. Я просто хочу быть собой, Миа.

– Не переходи со мной на английский, – строго сказала бабушка. – Это вульгарно. Когда разговариваешь со мной, всегда говори по-французски. Сядь прямо на стуле. И не клади ногу на подлокотник. И ты не Миа, ты Амелия. Строго говоря, ты Амелия Миньонетта Гримальди Ренальдо.

Я говорю:

– Ты забыла Термополис.

Бабушка метнула на меня зловещий взгляд, это у нее очень хорошо получается.

– Нет, Термополис я не забыла.

Потом бабушка села на другой мягкий стул рядом с моим и продолжила:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что не желаешь принимать принадлежащее тебе по праву место на троне?

Боже, как же я устала.

– Бабушка, ты не хуже меня знаешь, что принцесса из меня не получится. Так зачем зря тратить время?

Бабушка посмотрела на меня из-под черных полос, вытатуированных на веках. По-моему, она бы меня с радостью убила, но, наверное, не могла придумать, как при этом не запачкать кровью розовый ковер. Так и не придумав, она очень серьезным голосом сказала:

– Амелия, ты – наследница короны Дженовии. После смерти моего сына ты займешь его место на троне. Так обстоит дело, и никак иначе.