— Для тебя должны иметь значения только мои ожидания! — сказала я.
Майкл сжал мои руки.
— Да, твои для меня важнее всего. Миа, ты же знаешь, я никогда не буду счастлив, если буду только твоим консортом — всегда на шаг позади тебя. И ты не будешь счастлива, если я стану человеком, который ничего собой не представляет.
Я поморщилась, слова Майкла напомнили мне дурацкие установления парламента Дженовии, по которым мужчина, за которого я выйду замуж, то есть мой так называемый консорт, должен вставать, как только я встану, не должен брать в руки вилку, пока я не возьму свою, не заниматься ничем рискованным (например, гонками, будь то на машинах или на яхтах, скалолазанием, дайвингом и так далее), до тех пор, пока у нас не появится наследник, в случае развода или аннулирования брака обязан отказаться от своих прав на опеку над детьми, рожденными во время брака... а еще отказаться от своего гражданства в пользу гражданства Дженовии.
— Я не говорю, что я бы не согласился соблюдать эти правила, — продолжал Майкл. — Они бы меня вполне устраивали, если бы я... если бы я знал, что тоже чего-то достиг в жизни... ну, может, я не стал бы правителем страны, но еще что-нибудь сделал... нечто вроде того, что мне предлагают сейчас. Что-то изменить в мире. Так же, как в один прекрасный день ты что-то изменишь.
Я заморгала. Не сказать, чтобы я не понимала Майкла — я его понимала, и он был прав. Он не из тех, кто может быть счастлив, идя по жизни на один шаг позади меня. Ему нужно иметь что-то свое, что бы это ни было. Просто я не понимала, почему то, что у него будет в жизни своего, обязательно должно находиться в ЯПОНИИ.
— Послушай. — Майкл снова сжал мои руки. — Лучше тебе перестать плакать, а то Ларс, похоже, собирается подойти к нам.
— Это его работа. — Я шмыгнула носом. — Он должен меня защищать от... от всего, чтобы я не пострадала.
И тут я вдруг поняла, что от этих страданий меня не защитит даже гигант с пистолетом, и от этой мысли заплакала еще горше.
Майкл засмеялся, и меня это разозлило.
— Это не смешно! — проворчала я сквозь слезы, шмыгая носом,
— Немножко, Согласись, мы с тобой — довольно жалкая парочка.
— Я тебе скажу, что жалкое, — сказала я. — Ты уедешь в Японию, познакомишься с какой-нибудь гейшей и забудешь меня. Вот это будет жалко.
— Зачем мне какая-то гейша, когда у меня есть ты? — спросил Майкл.
— Гейша будет заниматься с тобой сексом когда угодно, когда ты пожелаешь. — Я все время хлюпала носом. — Я знаю, я видела в кино.
— Ну, — сказал Майкл, — раз уж ты об этом заговорила, может, гейша — это не так уж плохо.
Тут я его ударила, хотя по-прежнему не видела в этой ситуации ничего смешного. И до сих пор не вижу. Это ужасно, несправедливо и вообще трагедия.
Плакать я, правда, перестала, и когда подошел Ларе и спросил, все ли у меня в порядке, я сказала, что да.
Но на самом деле ничего не было в порядке. И сейчас не в порядке.
И никогда больше не будет.
Но я делала вид, будто меня все устраивает. Ведь я должна была, правда? Майкл проводил меня домой, и я даже всю дорогу держала его за руку. У двери в мансарду я позволила ему меня поцеловать, — Ларс притворился, что ему нужно завязать шнурок на ботинке, и задержался внизу лестницы. Это было очень мило с его стороны, потому что поцелуем дело не ограничилось, кое-что делалось и под моим бюстгальтером. Но в нежной манере, как в той сцене из фильма «Танец-вспышка», где Дженнифер Билз и Майкл Нури оказались на заброшенной фабрике.
И когда Майкл прошептал: — Миа, у нас все хорошо?
Я ответила:
— Да.
Хотя я не верила, что у нас все хорошо всяком случае, у меня.
Майкл сказал:
— Я позвоню завтра.
Я сказала:
— Звони.
Потом я вошла в мансарду, пошла прямиком к холодильнику, достала контейнер с ореховым мороженым, взяла ложку и в своей комнате съела все мороженое.
Но лучше от этого мне все равно не стало.
Боюсь, мне уже никогда не будет хорошо.
7 сентября, вторник, 23.00
Только что в мою дверь постучалась мама, вся такая взволнованная:
— Миа, ты здесь?
Я сказала, что я здесь, и мама открыла дверь.
— Я даже не слышала, как ты пришла, — сказала она. — Хорошо провели время с...
Тут она увидела пустой контейнер из-под мороженого я мое лицо и замолчала, не договорив.
— Дорогая... — Она присела на кровать рядом со мной, — Что случилось?