Батумский связной, Стр. 40

– Вы же знаете, – усмехнулась Лиза, – по вторникам и пятницам.

– Сегодня вторник, стало быть, на него твое нездоровье не распространяется.

– Он любит постоянство и хорошо платит.

– Так вот, сделай так, чтобы не он, а ты к нему ходила. Устрой ему сцену, скажи, что не будешь больше принимать его здесь, что хочешь от него большего. Судя по тому, что он выбирает в этом борделе только тебя, ты его устраиваешь.

– Еще бы, – снова усмехнулась Лиза.

– Так сможешь сделать так, чтобы он привел тебя в миссию?

– Смогу.

– И еще постарайся сделать так, чтобы часовой при входе тебя запомнил.

– Постараюсь. – Она намочила ватку духами и прижгла царапины на лице у Вэнса.

Оказавшись близко, Вэнс заглянул в ее глаза, но ничего там не увидел: темные Лизины глаза были непроницаемы.

* * *

Артур Морли был юноша из хорошей британской семьи. Он был бы настоящим джентльменом, перед ним открылась бы прекрасная дипломатическая карьера, если бы не кое-какие пятна в его биографии.

Артур родился в семье потомственного офицера, его отец, как многие строители Британской империи, почти всю свою жизнь провел в беспокойных утомительных странах Востока – и этому юный Артур был обязан знанием многих языков: турецкого, арабского, армянского. Позже он выучил и грузинский.

Карьера молодого Морли складывалась удачно, но вдруг в определенных кругах о нем пошли крайне двусмысленные слухи. В конце концов кое-кто стал поговаривать, что Морли – не джентльмен. По общему мнению, беда была не столько в его нетрадиционных сексуальных наклонностях, сколько в том, что он допустил, что об этом стало известно.

Дошло до того, что единственное место, которое Артур Морли сумел получить, было место секретаря-переводчика в английской миссии в опасном и нездоровом Батуме. Даже эта должность не досталась бы ему, но, на его счастье, под рукой у чиновника в Лондоне, занимавшегося кадровыми вопросами, не оказалось ни одного молодого человека из приличной семьи, знающего нужные в Батуме языки. Настоящие джентльмены, конечно, были, но один из них знал только итальянский, а двое других – вообще ни одного языка, кроме родного, английского. Чиновник поморщился, вспомнив слухи о молодом Морли, но вынужден был остановиться на его кандидатуре. Дело в том, что генерал-губернатор Кук-Коллис категорически настаивал на том, чтобы секретарь-переводчик знал языки.

Надо сказать, что молодой Морли неплохо чувствовал себя на новом месте службы. Здесь, вдали от метрополии, многие настоящие джентльмены позволяли себе несколько «ослабить галстук» и посему сквозь пальцы смотрели на чужие шалости. Кроме того, в здешних «веселых домах» девушки были куда более сообразительны и покладисты, чем в туманном и чопорном Лондоне.

Как всякий истинный англичанин, Морли был человеком удивительного постоянства. Лиза знала, что каждый вторник и каждую пятницу ей придется потакать утомительным наклонностям молодого английского переводчика. Впрочем, ей пришлось за последний год столкнуться с таким бесконечным разнообразием мужского скотства, что те клиенты, которые хотя бы не причиняли ей боли, казались ей вполне терпимыми.

Артур торопливо вошел в ее комнату. Его незагорелое, несмотря на южное горячее солнце, лицо покрылось пятнами нездорового румянца.

– Госпожа! – заныл он с порога свою обычную песню. – Твой нерадивый раб опять у твоих ног! Накажи, накажи меня как можно строже! Я виновен перед тобой! Я достоин самого сурового наказания!

С этими словами он уже протягивал девушке длинную кожаную плетку и расстегивал пуговицы своего белого колониального сюртука.

Лиза с ходу включилась в сладострастную игру бледного мазохиста, внося собственные поправки в порядком надоевший сценарий:

– Отвратительный раб! Ты недостоин даже моих побоев! Ты хочешь, чтобы я строго наказала тебя, а сам прячешься от своих знакомых в этом притоне! Настоящее наказание должно быть публичным, в нем должна быть не только боль, но и унижение! Веди меня к себе домой, туда, где все тебя знают, и там я так жестоко накажу тебя, что ты запомнишь это на всю жизнь!

Артур смотрел на Лизу с удивлением и интересом. Обычно она равнодушно исполняла его прихоти, но не проявляла никакой инициативы. Ее идея показалась ему интересной, но публичные садомазохистские развлечения даже здесь, на краю света, стоили бы ему работы… Но желание было так сильно, что оно повлияло на мыслительный процесс.