161  

Подбежал запыхавшийся Винченц, отдал честь.

– Сэр Ричард, – сказал он четко, – захвачено сорок три солдата, это которых заперли и сторожили в казарме, восемь рыцарей, из них трое – Лангедоки.

– Все получат свои серьги, – пообещал я. – Или по серьгам. Христос сказал четко и ясно: не убий. Или кто-то еще до него сказал, неважно. А эти пришли и убили. Челядь, между прочем, тоже в какой-то мере люди! Убийство – это зло, а зло надо наказывать. Безнаказанность… это не гуд.

Он тупо посмотрел на плавающие в крови тела.

– Э-э… убийство… это нехорошо?

– Не намекивай, – сказал я зло, – ишь, правозащитник окружающей среды! Господь наш слишком добр, он и мухи не обидит, потому мы взяли эту обязанность на себя. Кто к нам с мечом придет, тот… им же и подавится. И даже если не к нам придет, все равно подавится. От нас. Никто не имеет права убивать и грабить только для того, чтобы убивать и грабить! Можно только во имя высоких национально-освободительных движений, культурных или эстетических ценностей, продвижения культуры на восток… здесь есть Восток, который дело тонкое, потому и рвется?.. Потому умоются кровью все, кто усомнится в нашем миролюбии!

Он покосился на горы убитых.

– Ну… кто б сомневался.

– Лангедоков подать сюда, – велел я. – Суд будет скорый и правый по закону военного времени. Надо успеть, а то пойдут всякие юристы, гуманисты… Знаешь, чем хорошо сейчас: никаких тебе адвокатов! Не надо оправдываться, что никто Лангедока не убивал, он уже убитый пришел, или объяснять, что Корказан убит при попытке покончить с собой. С другой стороны – надо успеть быстро, потом уже нельзя будет рубить направо и налево, вешать без приговора судейства…

Челюсть Винченца медленно отвисала под действием гравитации, а глаза выпучивались. Он так жадно внимал моей мудрости, что мне стало неловко, все-таки дурю взрослого человека, махнул рукой.

– Словом, остальных рыцарей – отдельно от правящей клики. Я с ними потом поговорю на понятном им языке железного кулака без всякой бархатной перчатки.

– А с солдатами?

Я отмахнулся:

– С этими ты сам. Скажи, что уговариваешь меня, злого и лютого, пощадить их и даже милостиво принять на службу. Они-то все равно больше ничего не умеют, а пахать землю уже не восхотят, обленились, так что с радостью прокричат тебе «виват!» и будут уговаривать замолвить перед моим злодейством словечко. Ты малость поломайся, но выступи отцом солдатам и заступником перед моим, как уже говорил, ужасным ликом самодержца и самодура.

Он переминался с ноги на ногу, посматривал нерешительно, слишком уж я откровенен. От ворот послышались крики, звон железа. Из замка вывели и гонят в нашу сторону, подталкивая в спины, троих рослых, закованных в железо рыцарей. Шлемы уже содрали, ветерок шевелит черные как смоль волосы. Все трое, несмотря на туго связанные ремнями руки, смотрят с вызовом. Самый старший из них запрокинул голову и постарался посмотреть на меня свысока.

Я жестко ухмыльнулся:

– Сейчас ты на всех посмотришь сверху, падаль!.. Эй, Винченц!

Винченц вытянулся, в глазах готовность броситься в огонь. Я указал на троих Лангедоков:

– Доспехи снять!.. А то воронам трудно будет их клевать, а мы животных любим не только на столе. Этих насильников и грабителей, виновных… да что перечислять, мы не лицемеры, все знаем, все видели, в чем виновны… всех троих повесить… за неимением виселицы и близкорастущего дуба – на воротах.

Винченц заколебался, взглянул с ожиданием, словно я грубо пошутил, а сейчас вот велю развязать этих троих и, как положено, сяду с ними пировать и бахвалиться победой.

– Выполняй, – сказал я таким тоном, что он сразу стал меньше ростом, отступил, а люди Мартина ухватили Лангедоков за связанные руки и потащили к воротам. Там я видел, как всех бросили на землю, кого-то оглушив ударом дубины, кому-то приставив к горлу лезвие ножа, торопливо разрезали кожаные застежки, совлекали пластины дорогих доспехов.

Винченц оглянулся на меня все еще с колебанием, вздохнул и пошел к распластанным пленникам. Я проследил, как он довольно уверенно взял бразды правления в свои руки, мол, если сеньор велел именно так, то по-другому и быть не может.

Мартин поглядывал на меня почти со страхом,

– Ваша ми… сэр Ричард, но вы ведь и так победили…

– Победа еще не победа, – ответил я зло, – если ее не закрепить законодательными актами. А что предлагаешь? Взять выкуп и отпустить?.. Так завтра соберут народу втрое больше. И снова прольется кровь, но второй раз так глупо не попадутся. Нет, сорную траву надо вырвать с корнем!.. Да еще и землю там выжечь.

  161