Ричард де Амальфи, Стр. 150

От двери пошел свет, в полутемный зал вступил монах Ксенобратства, в глазах плещется море плазменного света. Мне показалось, что явился почти сразу же, как только Тюрингем выскочил за двери. Я смутно подивился, но справа и слева выкрики, тосты, громкие рассказы, как мы всех одной левой, мысль ушла, я тупо проследил, как ксенобратец сел напротив монаха с Севера.

Перед ним поставили такое же блюдо, как и перед всеми: тяжелое, медное, наполненное мясом и овощами. Разговоры смолкли, все опасливо посматривали на ксенобратца. Он улыбнулся, губы раздвинулись, из щели полыхнул свет… нет, свет оставался там, я почти видел, как колышутся волны плазменного океана, но отсвет уловили за столом все, наступило настороженное молчание.

— Угощайтесь, — сказал Тюрингем набожно и перекрестился, — чем Бог послал.

Зигфрид не расслышал из-за шума и гама, переспросил:

— Чем-чем послал?

Монах, который с Севера, чуть наклонил голову, смотрит исподлобья, но не спешит осенять крестным знамением, брызгать святой водой или обличать исчадие дьяволово.

— Итак, — произнес я, — мне радостно, что в моем замке смогли пересечься Восток, который дело тонкое, и Запад, дело которого табак… Ах да, здесь же не эти козлы на узком иракском мостике, а Север и Юг. Радостно мне еще и потому, что не подрались сразу же, это еще удивительнее, как будто и не люди вовсе…

Гунтер хмыкнул, Зигфрид и Алан неуверенно улыбнулись, остальные сидят с застывшими лицами, готовые либо убегать сломя голову, либо бросаться на врага… если укажут, кто здесь враг.

Зигфрид поинтересовался:

— Говорят, святой отец, что у вас посещение церкви не обязательно?

Монах улыбнулся мягко, ответил проникновенным голосом, ведь каждый, с кем ведешь разговор, в принципе может стать сторонником:

— Посещение церкви делает человека верующим, а посещение монастыря — грамотным в той же мере, в какой посещение конюшни делает вас конем.

Алан сказал вежливо:

— А вот меня всегда удивляло, что женщинам разрешают входить в церковь. О чем они могут говорить с Богом?

— Вполне возможно, — ответил за него Зигфрид со смешком, — что женщины в Бога верят, но Бог им точно нет.

Раскрасневшийся от вина Ульман спросил громко:

— Святой отец, а что делать тем, кто не верит в Бога?

— Это не так важно, — ответил монах кротко, — гораздо хуже, если Бог перестанет верить в тебя.

— Да я не то чтобы не верю, — сказал Ульман, уже чуть протрезвев, — но иногда сомневаюсь…

— Сомневаться в Боге, — сообщил монах, — значит верить в него.

Я слушал молча, всматривался в разгорячившихся людей. Есть люди, в которых живет Бог. Есть люди, в которых, живет дьявол. А есть люди, в которых живут только глисты. Как хорошо, что этих третьих здесь, за столом, почти нет, все на чьей-то стороне. Хотя, конечно, никто не признается, что на стороне дьявола, но таких немало: магия дает человеку пряник прямо сейчас, а религия обещает, да и то в расплывчатых терминах, вознаграждение в неопределенном будущем. Из-за таких вот обещаний и рухнула великая стройка коммунизма: его противники обещали наполнить магазины колбасой сразу.

Гунтер сказал громко:

— Наш хозяин, да будет святым отцам известно, не просто рыцарь, а паладин! Возведенный… э-э… в сан иерархами церкви.

— В чин, — поправил Ульман.

— В чин, — согласился Гунтер. Подумав, возразил: — Нет, это не чин, а звание! Высокое звание паладина! А паладин бьется с нечистью во славу церкви… днем и ночью, а также утром и вечером. Ваш милость, а вы как думаете, конец света в самом деле скоро?

Я ссутулился, не хочется ввязываться в религиозный диспут.

— Не верьте предсказателям о конце света. Богу самому интересно, чем это все закончится. Насчет Божьего гнева ты не прав… Посмотри на камбалу и увидишь, как может обидеть Бог! Просто он милостив, не лупит со всей дури по каждому поводу. Когда ты был мал и несмышлен, тебя твой дед часто бил?.. То-то. А Бог еще старше твоего деда…

Я не успел закончить, сбоку кто-то громко икнул, да не просто так, стараясь проглотить чересчур большой кусок, а явно от испуга, еще кто-то вскрикнул, а Зигфрид выругался и вскочил, хватаясь за меч.

По стене в мою сторону двигается черная тень, переламывается на стыках, стремительно вытягивается и перепрыгивает со стены на стену. Мне показалась всего лишь более темной и густой, чем обычно, потом увидел побледневшие лица Зигфрида, Алана, Гунтера и виконта Теодериха, присмотрелся, кровь отхлынула из периферии вовнутрь, зубы выбили дробь прежде, чем я успел стиснуть челюсти.