Сердце заныло, одно дело сказать вот так натужно-бодро, другое — подготовиться. Знать бы хоть как.
Со стены нам кричали и махали руками, мол, бдят, враг не пройдет. Дверца открылась, я вяло подумал, что для такого случая могли бы открыть и ворота Впрочем, здесь еще не знают!
По случаю великой победы, действительно — великой, я разрешил устроить грандиозный пир, а как же без пира, но сам от участия отказался, тело как свинцом налито от кончика ушей до ногтей задних ног, таскаю их за собой следом, будто сибирский каторжник цепи с приклепанной гирей, в голове гудит, в ушах колокольный звон: «Спать… спать… спать…»
На ходу сбрасывал перевязь с мечом, Тюрингем освободил меня от доспехов, слуги утащили, чтобы привести в порядок, а я ввалился в спальню.
Не успел завалиться на ложе, вбежала Леция.
— Ах, ваша милость!.. Позвольте я сперва постелю!
— Некогда, — прохрипел я. — Рыцарь должен спать даже на камнях.
Она робко, но умело подтолкнула меня к креслу, я рухнул, будто мне ударили сзади под колени. На помощь Леции примчались две суетливые и совершенно серые, как мыши, служанки, быстро-быстро взбили перину, подушки, заменили простыню.
Я выбрался из кресла только с их помощью, кое-как разделся и с чувством невыразимейшего блаженства залез под одеяло.
Ночью за мной гонялся всадник на огромном черном коне, потом исчез, я сам за кем-то гонялся, и лишь под утро пришла Санегерийя, ласковая и теплая, мои пальцы с жадностью ухватили ее сладкую зовущую плоть, я успел прорычать в тоске:
— Не исчезай так быстро…
— На этот раз не исчезну, — ответила она с загадочным смехом.
Сладкие судороги тряхнули меня, как всегда достаточно сильно, чтобы проснуться на миг, тут же заснуть, однако ощутил, что руки продолжают сжимать нежное горячее тело. И очень женское: ладонь как раз покоится на полной мягкой груди.
При красноватом свете факела рассмотрел, что спиной ко мне согнулась калачиком молодая женщина, вжимается в меня, а я еще обхватил ее обеими руками и подгребаю к себе поближе, поплотнее.
— Леция, — прошептал я изумленно.
Женщина шевельнулась, чуть повернула голову:
— Да, милорд?
— Фрида, — сказал я. — А ты как здесь оказалась? Вроде бы постель готовила Леция.
Она ответила тихим тоненьким голоском провинившейся девочки:
— Да, но… Леция боится вас, сеньор.
— А ты?
— Тоже, — ответила она, усмехнулась, — но только чуть-чуть. А еще мне привиделся сон…
Я насторожился:
— Что за сон?
— Прекрасная женщина велела идти к вам. Сказала, что вы устали, вы измучены… нужно, чтобы с вами была женщина. Так вы отдохнете намного лучше. А нам всем нужно, чтобы вы… были здоровы.
Я подгреб ее, нежную и с горячим телом, вмял в себя, обхватил и прорычал в розовое оттопыренное ушко:
— Ну тогда не жалуйся… Санегерийя!
Проснулся в сладкой истоме, как будто за ночь в меня влили ведро адреналина. Поднял веки, сна ни в одном глазу, Фрида сладко спит, свернувшись в калачик, на другом краю необъятной кровати.
Я вскочил одним движением, чистая одежда развешана на спинках стульев, как я и люблю. Пока одевался, Фрида зашевелилась, сладко зевнула. Веки ее приподнялись, увидела меня, глаза раскрылись шире, торопливо вскочила, прижимая одеяло к груди и глядя на меня испуганными глазами.
— Простите, ваша милость… — пропищала она тоненьким голоском.
— За что?
— Проснулась позже вас!
— Спи еще, — разрешил я. — У меня много дел, а тебе что? Отсыпайся, поросенок.
Она отчаянно затрясла головой:
— Что вы, ваша милость! Нельзя.
— Почему?
— Просто нельзя!
Я хлопнул в ладоши, слуга заглянул в комнату и тут же вошел с большим тазом в руках. Фрида пискнула, закрылась одеялом едва ли не с головой, а когда слуга удалился, принялась поспешно одеваться.
Впрочем, для этого ей достаточно было схватить платье и набросить на себя, после чего выскользнула в дверную щель шириной в палец. Я помылся, надел рубашку, вздрогнул от требовательного рева трубы. Во дворе все привычно: набирают воду из колодца, работают кузнецы и оружейники, конюх гоняет по кругу лошадь на длинном поводе… трубный глас раздался снова Я бросился к окну, что выходит на противоположную сторону.
Жуткий вид на бездонную пропасть с перекинутым тонким каменным мостиком, так он выглядит сверху, но совсем по-другому, когда идешь по нему, а там, далеко, на той стороне, блестят великолепными доспехами Зигфрид и Алан. С ними и Гунтер, который держится не так свободно в обществе урожденных рыцарей, в смысле благородных, а четвертым с ними совершенно незнакомый рыцарь. Что рыцарь — видно по осанке и непринужденности позы, хотя доспехи уступают железу всех троих из замка Амальфи. Нет, все-таки я молодец, сам не ожидал от себя такую круть…