Они переглянулись, тот же командир ратников сказал понимающе:
– Да, большую толпу охранять в дороге совсем трудно.
– Могут разбежаться, – добавил глава арбалетчиков.
Старший над лучниками уточнил:
– Ваша светлость… а где этот лагерь, чтоб точнее?
Я посмотрел на него в упор.
– Какая разница?.. Все равно до него не дойдете. По дороге пленные сделают попытку взбунтоваться, но вы ее пресечете, и они все погибнут… Кстати, драгоценности, что на них, – ваши.
Он охнул, но глаза загорелись, уже видели в ушах пиратов дорогие серьги, а на пальцах кольца. Остальные задвигались, начали переглядываться.
– Ваша светлость, – произнес командир панцирной пехоты.
– Что-то непонятно? – спросил я строго.
Он вздрогнул, выпрямился.
– Все будет исполнено в точности, ваша светлость!
Я кивнул:
– Вот и хорошо. Мне и надо, чтобы все мои мудрые и гуманные приказы исполнялись в точности и быстро. Мы строим великое Царство Божье на земле, где будут только гуманизм, человеколюбие и справедливость!.. Но сперва нужно очистить площадку, что вы и сделаете.
Он поклонился, лицо ошарашенное.
– Позвольте исполнять, ваша светлость?
– Исполняйте, – велел я. – И помните, в нашем гуманном мире нет места рабам и угнетенным!
Он заверил, отступая и снова кланяясь:
– Не будет, ваша светлость! Ни одного не оставим.
Из лагеря пленных отправляли все-таки большими группами, потому что пираты осмелели и начали орать, что целый день во рту крошки не было, а морить голодом – не по-рыцарски, и вообще так благородные люди не поступают…
Сэр Растер сказал со злостью:
– Ишь, рвань поганая, какие слова знает!.. Они с нами по-разбойничьи, а мы должны по-рыцарски?
Я ответил скорбно:
– Увы, должны. Не можем же мы уподобляться им? Иначе и сами станем такими же. Ответим на их жестокую звериность нашим кротким милосердием, гуманностью и человеколюбием!..
Он вздохнул.
– Да-да, понимаю. Мы победили, должны быть великодушными.
Я сказал совсем кротко:
– И прощать, как велел нам Христос.
Он перекрестился.
– Аминь.
Я сказал ему в спину:
– Можете передать им, что покормят в дороге. Дескать, уже едет навстречу обоз с продуктами.
Он вздохнул.
– Добрый вы у нас, ваша светлость!.. Я бы их голодными до завтра продержал.
Очередному отряду конвоя я показал на карте место, где пока нет ни городов, ни сел.
– Поедете сюда, поняли?
Один, самый шустрый, поинтересовался:
– А можно вот сюда?.. И ближе, и дорога лучше…
Я покачал головой:
– Туда нельзя, там все поле… занято. И вон туда нельзя. И туда… Нужно вести так, чтобы не видели… предыдущих результатов подавления бунтов конвоируемых. Вообще-то далеко уходить не стоит, но и слишком близко нельзя, еще остается две-три группы, им тоже нужно место.
Командир отряда сказал глубокомысленно:
– Ну, последний вести не обязательно. Можно покормить… и прямо здесь.
– Верно мыслишь, – сказал я одобрительно. – Все, выполняйте!
Барон Альбрехт подошел, послушал, аристократический нос сморщился в гармошку.
– А надо ли было так? – спросил он брюзгливо. – Это же дармовая сила… Рабы, что достались вообще бесплатно!
Я вздохнул, покачал головой.
– Дорогой барон, я тоже не ахти какой экономист, но знаю такую простую истину: свободный человек вкалывает больше. Раба нужно кормить, одевать, лечить, а еще и сторожить!.. К тому же работать он будет впятеро меньше свободного. А вот свободного не надо кормить, сам отыщет, не надо одевать и лечить – это его проблемы.
Он посмотрел настороженно:
– То есть работа свободных обходится дешевле?
Я сказал с укором:
– Как будто вы не знаете!
Он чуть смутился, что для него очень нехарактерно, развел руками.
– Понимал, но… не формулировал. Но когда вот так уложишь в слова… да, из свободных выжать можно намного больше. Но вот так взять и перебить… Гм…
Я смотрел на него с нежностью.
– Дорогой барон…
Он насторожился.
– Ох, что-то мне перестало нравиться это обращение…
– Дорогой барон, – повторил я, – а вас не переубеждает тот факт, что они намеревались уничтожить все население этих земель?.. Вплоть до Великого Хребта, так как о Тоннеле еще не знали?.. Уничтожить даже женщин с детьми, чтоб уж точно никто не стал строить здесь корабли и через тысячу лет.
Он гордо выпрямился и ответил с достоинством:
– То они, а то мы.
Я смотрел на него с растущей нежностью, барон Альбрехт из всех моих чистых душами и сердцами военачальников выглядел самым практичным и даже порой циничным, но, оказывается, даже для его цинизма есть ограничители… в виде христианских добродетелей.