Шартреза уже поднялась, пришла в себя, поговорила с Шарлегайлом, ее коричневые глаза отыскали меня.
– Дик, – сказала она с упреком, – у тебя совсем нет уважения… к ценности человеческой жизни!
– Знаю, – согласился я.
– Из какого мира ты пришел?..
– Из мира, – ответил я, – где очень много говорят о сверхценности человеческой жизни.
Зингильде набросили на плечи роскошный плащ, Беольдр, дотоле от гнева безмолвствовавший, опомнился, обнял ее за плечи и повел к зияющему выходу. Во мне все еще кипела ярость, я не забыл, как она оскорбила принцессу, которой я дал обет служить верно и преданно… и хрен с ним, что потом этот обет мне вернули, я все равно за принцессу любому разорву пасть… или любой зеленой крокодиле, пусть даже красивой.
Я обнажил меч и загородил им дорогу.
– Миледи, – сказал я Зингильде и пристально посмотрел ей в глаза, – вы уж скажите мне, как равный равному: уважать вас, как не уступающей мужчинам, или же полагать слабым полом?
Ее красивые глаза испуганно метнулись к лезвию моего меча. Пурпурные лучи заходящего солнца осветили его до самой рукояти, даже мне почудилось, что он весь залит кровью.
Бернард гаркнул люто:
– Дик!
– Да, Бернард?
– Это женщина, Дик, ты не видишь?
– Бери выше, Бернард, – ответил я высокопарно. – Она не просто женщина, а человек!..
Бернард вскипел:
– Ублюдок! Как ты смеешь такое говоришь о женщине?
– Бернард, – возразил я учтиво, – здесь какая-то семантическая путаница. Или мировоззренческая… Но раз ты настаиваешь, я отступаю, отступаю! Оставляем вопрос с открытыми скобками, дабы миледи было о чем подумать. Головой. У таких особ досуга до фига. Но если решит, что у нее есть какие-то привилегии… на том основании, что она женщина… или на том, что она… тьфу!.. красивая, то я приду в ее логово и всех там поставлю так, как поставил ее конюха!
Они прошли мимо, тихие как мыши. Шарлегайл смотрел на меня с укоризной, качал седой головой. Слуги пытались унести Сира де Мертца, но не могли сдвинуть с места, пока их не набралось с десяток. Еще двое утащили отрубленные ноги, а кровавую лужу засыпали опилками.
Через зияющий, как крик, проход вернулся Беольдр. Лицо его было мрачное, кулаки сжимались в бессильной ярости.
– Плохая весть, Ваше Величество, – сказал он гробовым голосом. – Пал Кельвинт.
Лицо Шарлегайла исказилось.
– Как? Неприступный Кельвинт?.. К нему же не подступиться, там вся крепость на скале, есть свои колодцы, там запасы зерна на годы! Приступом его никак, Карлу осаждать и осаждать, а он едва-едва туда привел первые отряды… Колдовство? Магия?
Беольдр покачал головой. Лицо было темное от усталости, а морщины стали еще резче.
– Нет, Ваше Величество. Верность слову.
– Как это?
– Король Карл примчался под стены Кельвинта с небольшим отрядом, а войско намного отстало. Но король Карл заявил во всеуслышание, что не уйдет из-под стен Кельвинта, пока не возьмет.
Шарлегайл уронил голову.
– И Кельвинт сдался…
– Да, Ваше Величество. Все знают верность Карла слову.
Шарлегайл долго молчал, потом с губ сорвался едва слышный шепот:
– Что ж… тогда мы скоро услышим о славном Галахаде…
Бернард спросил недоверчиво, голос грубый, но я слышал в нем неподдельную любовь и преданность старому королю:
– Вот уж не думал, что у вас… того, видения. С коня не падали, Ваше Величество? Темечком вниз?
– Грубый ты, – укорил король. – Не зря тебя моя королева не любит… Если Кельвинт пал, то войска короля Карла перейдут перевал и хлынут в долину Цветущих Роз. Не знаю, чего так зовется, отродясь ни одной розы там не зрил, но выход из долины на простор Срединных Королевств только один… Но его замыкает замок Озерной Феи.
Беольдр сказал неспокойно:
– Ну и что? Войска обойдут, как волны обходят скалу в море. А Галахад и фея их даже не заметят, им есть чем заниматься.
Ланселот побледнел от гнева, нижняя челюсть выдвинулась вперед, как привод сидюка. Глаза заблистали словно звезды.
– Как вы смеете! Галахад – рыцарь!
Шартреза громко хлопнула в ладоши. Все умолкли, повернулись к ней. Она сделала повелительный знак, из-за портьеры вышел худенький мальчик, с поклоном передал ей золотой поднос. Я углядел там массивный пояс и золотые шпоры. Шартреза что-то пошептала королю на ухо, опустила ему на руки поднос.
Он отыскал меня взглядом, дряблая рука с трудом выползла из-под тяжелого подноса. Указательный палец поманил меня ближе.