Ричард Длинные Руки – воин Господа, Стр. 143

Герцог сказал почти ласково:

– Горанг, приступай.

Спину ожег острый удар. Я содрогнулся от боли и унижения, кровь бросилась мне в лицо. Уши запылали, словно к ним поднесли факелы. В воздухе послышался свист бича. Второй удар рассек кожу, я почувствовал, как потекли теплые струйки крови. Боль была неожиданно острой, но, хуже того, унизительной, оскорбительной.

Герцог смотрел с холодным любопытством.

– Это же пустяк, – сказал он почти благожелательно. – Это же не пытки вовсе!.. А пытки – это боль. Это настоящая боль…

– Не знаю, – прохрипел я пересохшим ртом.

– Что не знаешь?

– Не знаю, – ответил я честно, – смогу ли терпеть боль. Раньше не приходилось.

В поле зрения появился еще один, похожий на рыбу в человеческой одежде, даже глаза рыбьи. Переглянулись, мне показалось, что в глазах рыбьеглазого промелькнуло удивление, а герцог пренебрежительно рассмеялся.

– Это уже что-то, – заявил он. – А то попадаются герои, что уверяют, будто им наплевать на любые пытки! А на первой же ломаются, начинают молить о пощаде. Так что, может быть, сразу встанешь на колени? Проси милосердия… ха-ха!.. и хотя наши боги не милосердны, но все же хоть какой-то шанс, верно?

– Верно, – признал я. – Но я все же попробую терпеть.

– Ого!

– Сколько смогу, – добавил я.

– Это не продлится долго, – пообещал он.

Он зажал мне руки в тиски. Я увидел, как он подносит тонкую длинную иглу, инстинктивно сжал пальцы в кулак. Он расхохотался, грубо схватил за кисть, заставил разжать пальцы, прижал ладонь к поверхности и с силой загнал иглу под ноготь.

Боль была ослепляющая, я закричал, срывая голос. Перед глазами запрыгали огненные линии, запылало все тело.

Герцог сказал с пренебрежением:

– Да, со стойкостью у вас слабовато. Тут был на прошлой неделе один герой… Под самыми жестокими пытками улыбался и пел походную песнь своего рода!.. Это в самом деле крепкий… Ну а вы не продержитесь до вечера.

До вечера я охрип от крика, а к полночи сорвал голос. Палачи сменялись. Иглы загнали уже под все пальцы, а когда они распухли, иглы выдернули, пригодятся для другой жертвы, а мне пальцы просто раздробили молотком. Я терял сознание с трудом, мне хотелось умереть, но умереть было невозможно, а в те редкие минуты, когда наступало черное забытье, меня либо поливали холодной водой, либо совали под нос едкую гадость. В голове сразу все прояснялось, а боль становилась ощутимее.

Утром герцог явился свеженький, выспавшийся. Посмотрел с сочувствием, переговорил с палачами, ему подали стул, он уселся со вкусом, тут же на столике придвинули кувшин и стеклянный фужер. Один из палачей довольно умело наполнил, герцог отпил, пошлепал губами.

– Хорошо, – сказал он, – с утра почему-то принимаю только кислое вино. А вот к вечеру идет и сладкое… Странно, да? Впрочем, вам это неинтересно. Так что вы хотите сказать?

Я пытался сказать, что я о нем думаю, но из горла вырывались только хрипы. Он наклонился ближе, чтобы расслышать. Я плюнул ему в морду, прохрипел:

– Я сам тебя убью, сволочь…

Он отшатнулся, глаза выпучились. Кровавый плевок попал ему в глаз, залепил глазную впадину и пополз вниз по щеке. Палачи застыли, у одного даже выпали из руки раскаленные клещи. Герцог наконец вытащил дрожащими руками платок, вытер как можно тщательнее лицо. Губы его тряслись, лицо побелело.

– Нет, – сказал он ненавидяще. – Нет, я не убью тебя, как ты надеешься… Ты будешь умирать долго…

Один из палачей что-то шепнул ему на ухо. Герцог поморщился, взгляд его метнулся в мою сторону. Он покачал головой, палач повторил умоляющим голосом. Я услышал:

– …перекос… необходимость…

Герцог зло посмотрел на него, на меня, выдавил люто:

– В последний раз спрашиваю: принесешь присягу моему Повелителю?

– Я убью тебя, сволочь, – повторил я сипло.

Он покачал головой.

– Да, я недооценил тебя… Здоровяки ломаются быстрее. Даже тот герой, что три дня улыбался и пел песни, на четвертый день сломался и принес присягу. А ведь он в самом деле был почти нечувствителен к боли!.. А ты чувствуешь, еще как чувствуешь… Вопишь так, что все мои гости сходят с ума от восторга. И все-таки держишься… Какая-то защитная магия?

– Да, – прохрипел я.

Он наклонился ко мне, но тут же, вспомнив о плевке, отпрянул в таком испуге, что едва не свалился с кресла. Палачи переглянулись. Мне почудилось, что от одного донесся смешок.

Глава 26

Боль всплыла из глубины сознания, я ощутил ее и понял, что еще жив. Все тело горело как в огне. Я поднял тяжелые веки, одним глазом смотрел как через смятое молотом забрало, а другим видел только розовую слегка просвечивающуюся мякоть опухоли.