136  

Мир любит чудеса и героев. Я не встретил серьезного сопротивления ни в Альтенбаумбурге, ни за его пределами, но хорошо понимаю, что стоит мне оступиться… Это местные лорды могут делать сколько угодно ошибок, они на месте, родовитые, их подпирает клан, родня будет поддерживать и тогда, когда наделают глупостей или вообще потерпят поражение.

Меня же поддерживают до тех пор, пока из моих рук сыплются титулы, пожалования земель, награды, щедрые трофеи при дележе добычи. По дороге из замка Черной Бронзы я наиболее отличившихся одарил землями в Гандерсгейме, а виконту Ноэлю Джонстоуну пожаловал титул барона и пообещал большой надел земли с тремя-четырьмя деревнями как минимум.

Это вызвало восторг у остальных, а сам Ноэль чуть не расплакался от счастья, здесь единственный способ продвинуться в титуле – дождаться смерти родственника, от которого титул может перейти к тебе. Но если ты младший сын, то и таких шансов нет…

Сейчас мне верны больше, чем королю, потому что король – это стабильность, а я – обещание великих перемен, при которых все получат быстро и много.

Жизнь никогда не бывает справедливой, мелькнула мысль. Для большинства из нас так оно, пожалуй, и лучше. Гандерсгейм в самом деле нужно покорить и привести в лоно христианства. А то, что многие на этом нагреют руки, многие погибнут с той и другой стороны… что ж, покажите мне другие пути!

Солнце перешло на западную половину неба и медленно начало сдвигаться вниз. Пышно взбитые, как ажурная мыльная пена, облака стыдливо порозовели, замедлили движение, потом вообще остановились над горизонтом.

Я ждал с замиранием сердца, мысль о переустройстве мира постоянно прерывалась тревогой: как она там, не обидел ли кто, и дыхание учащалось, а кулаки сжимались, как только я представлял, что ей нужна помощь.

В небе птицы появлялись часто, я следил взглядом за каждой, вдруг Иллариана прибудет в ином облике, но когда далеко-далеко блеснула розовая искорка, подобно солнечному лучу на морской раковине, сердце мое радостно екнуло.

Птица приближалась стремительно, снизилась сразу, не делая кругов. Я раскинул руки, она сразу ринулась мне в объятия. Я готовился ухватить птицу, но на грудь мне упала запыхавшаяся Иллариана.

– Как же ты… быстро, – только и выдохнул я.

– Быстро вернулась?

– Нет, ты отсутствовала целую вечность, – возразил я обвиняющее. – Мне завидно, как сразу в человека? Невероятно.

– У нас была долгая практика, – ответила она с легким смехом. – От этого зависели жизни. Кто не успевал…

Ее лицо помрачнело, она закусила губу, заново переживая гибель миллионов сородичей, что не умели так быстро уходить от опасности и потому… отсеивались.

– Это все позади, – сказал я горячо и прижал ее к груди. – Нужно жить будущим.

– Ты очень хороший, – произнесла она тихо. – Ты замечательный. Я чувствую, как ты хочешь помочь…

– Я и помогу!

Она вздохнула.

– Как? Это не крепость захватить.

Я сказал с наигранной обидчивостью:

– Я умею захватывать не только крепости! И не только… захватывать. Все получится, Иллариана. Я для тебя мир переверну!

Мы на открытой площадке, легкий ветерок играет ее золотыми волосами, но Иллариана зябко поежилась, как мне кажется, совсем не от ветра.

– Ты меня пугаешь… Вообще ты чудовище! Что ты со мной делаешь?.. Только чуть отдалилась от тебя и уже тоскую!.. Ты злой и сильный маг, да?

– Любовь, – сказал я тупенько, – и есть магия. Так что я, да, маг.

– Мы будем жить счастливо, – пообещала она с жаром, – и умрем, как говорят у вас, в один день!.. Или будем жить вечно и никогда не умрем!.. Или проживем тысячи лет, а если наскучит – умрем в один день. Все будет, как ты хочешь.

Я поцеловал ее в макушку и прижал к груди.

– Все будет, как хочешь ты.

– Правда?

– Ну конечно.

– Тогда будем жить вечно.

– Будем, – согласился я совершенно серьезно, – столько дел… Даже вечности не хватит, чтобы все переделать! А почему твои сородичи всегда в сторонке? Я не кусаюсь, хоть и плотоядный. Меня могли бы не опасаться.

Она посмотрела мимо меня в уже темнеющее небо, вздохнула так тяжко, что у меня кольнуло в груди.

– Боятся. Жизнь приучила, что выживают только те, кто боится и всего избегает.

Я пробормотал:

– Ну, вообще-то есть и другой путь…

Она прижалась ко мне, крепко-крепко обхватив руками, такими нежными и тонкими, спрятала лицо на груди.

– Если бы ты знал, – прошептала она, – как я иногда тебя боюсь!.. Именно за этот ваш другой путь. И почему я, дура такая, тебя безумно люблю?

  136