Колдовской шар померк, внутри звездное сияние не угасло, но всякие чудеса в нем исчезли. Темная Фея наконец-то повернула голову в мою сторону.
– Несчастный, – проговорила она холодно, – да ты хоть понимаешь, почему ты еще жив?
– Вы в меня влюбились, – предположил я. – Угадал?
Она посмотрела на меня так, что я ощутил себя голым на Северном полюсе.
– Ты жив потому, – произнесла она ледяным голосом, – что ты уже наш.
– Я вообще-то больше свой, – уточнил я.
– Кто только свой, – пояснила она, – тот наш.
– Я вообще-то не только, – возразил я. – Я сказал «больше». А так вообще-то я и сын Отечества. В разумных пределах.
Она не двинула даже бровью, когда произнесла жестко:
– Тебя не уйти от того, что уже в тебе. Ты – наш.
– Даже сейчас? – поинтересовался я. – Когда я побил, там внизу, ваших стражей и вообще челядь?
Она отмахнулась:
– Всего лишь человеки. Их не жаль.
Я вздохнул с облегчением:
– Ну и хорошо. Мне тоже таких не жаль, скажу честно, хотя в таком обычно не признаются. Все до свинячьего писка страшимся упреков в недостаточной гуманности. Ваша Мощь, вы чуточку недовольны из-за своего крестника, но он первый начал! Я только использовал свое конституционное право на защиту. Надеюсь, этот пустячок не помешает нам вести переговоры в сугубо деловой конструктивной обстановке к взаимной пользе. Я предлагаю вам вытянуть руки вперед, мне надо их связать, так принято. Это даже красиво, уверяю вас, и очень женственно. Вас объявим пленницей, а там святая инквизиция милостиво рассмотрит ваше дело. Уверяю, у нас очень справедливый суд! И совсем не горячий огонь…
Она поднялась, прекрасная и величественная, как олицетворение мирового Зла.
– Я никогда не понимал, – пожаловался я, – почему наибольшее зло мы видим не в чудовищах, пусть самых отвратительных, а именно в безупречно прекрасных женщинах? Вы прекрасны, Ваша Темная Мощь! Прекраснее вас нет на свете особи другого пола, вида, рода и, может быть, даже класса…
Настолько прекрасна, добавил про себя, и настолько безупречна, что просто отвратительно и ужасающе.
Не слушая, она рассматривала меня со злым удовлетворением.
– Я даже сейчас все еще хотела бы тебя использовать…
– Ваша Мощь, – поспешно вскликнул я, – хоть сейчас!.. Хоть я и малость вспотел…
– Но ты слишком много причинил вреда, – закончила она. – Очень много. Не здесь, там.
– Разве много? – удивился я. – Обижаете, Ваша Мощь! Я вообще-то еще и не начинал как следует…
– И не начнешь, – сказала она. – Ты все еще думаешь, что сам пришел? И что сможешь что-то…
– Не сам, – согласился я, – меня конь привез. Всего один вопрос: сможете ли назвать причину, по которой я бы вас отпустил? Скажу заранее, как уже говорил там внизу только что, я считаю женщин такими же людьми, как и мужчин, со всеми правами и обязанностями. А это значит, никаких скидок на слабый и все такое пол.
Она расхохоталась.
– Какой наглец!.. Такие просто редкость. Но ты не учел одну вещь…
– Какую? – спросил я.
Она выпрямилась, надменная и прекрасная, взглянула с особенным холодным высокомерием.
– Я не колдунья, – произнесла она, – которых ты мог убивать одним щелчком. Не волшебница и не чародейка, это все мелочь…
– А кто вы?
Его губы изогнулись в жестокой усмешке.
– Я – фея. Это значит, я вообще не человек… Ты это не учел.
Она вытянула в мою сторону руки. Воздух вокруг нее заблестел сильнее, а кисти рук, к моему ужасу, стали накаляться, словно железо в горне на раскаленных углях, побагровели, покраснели. Я напрягся и обреченно ощутил, что моя защита в самом деле может оказаться не совсем пригодной.
Все тело мое сковало холодом, я пытался дернуться, но не получилось, и неизвестно, как долго продлится это странное оцепенение…
В спину толкнула волна упругого воздуха. Едва слышно прошелестели крылья. Донесся приближающийся женский крик, в котором столько безнадежной мольбы и отчаяния:
– Нет!.. Сестра, не делай этого!
Иллариана пролетела мимо с такой скоростью, что упала на колени, ударившись о каменный пол. Крылья исчезли, когда она стала их складывать на спине.
Я не успел охнуть, как она вскочила и загородила меня своим хрупким телом. Темная Фея всмотрелась в нее, медленно опустила руки. На искаженном злобой лице проступило нечто вроде удивления.
– Этого, – произнесла она изменившимся голосом, – не может быть… Просто не может…