Глава 15
Лес подернут туманом, но тот не редеет, как положено, а почему-то гуще и гуще с каждым шагом, словно превращается в молочный кисель, где увязнем, как мухи. Под ногами иногда похрустывают сучья, которых не вижу, я всматривался перед собой и в тепловом диапазоне, из-за чего кружится голова. Мир стал серым, одноцветным, хотя это именуется черно-белым, на самом же деле только оттенки серого… и нигде ни единой багровой тени.
Густые папоротники, высокие и плотные, закрывают вид. Самые высокие Зайчик раздвигает грудью, за их узорными широкими листьями отожравшиеся на хорошей почве жирные растения, которых не припомню по их странноватому виду и ядовито-зеленой расцветке, но не травянисто-зеленой, а чем-то напоминающей фабричную краску.
– Мы не туда идем, – сказал сэр Ульрих.
– Похоже, – поддержал сэр Герцлер.
Сильнейшая тревога звучала в их голосах, я сам чувствовал, как меня начинает трясти, покосился на Тамплиера, тот с опущенным забралом вообще не похож на человека, молчит.
Я сделал голос мужественным и сказал бодро:
– Прем, как лоси, по прямой. Разве не это хотели?
– Сэр Ричард, – проговорил сэр Ульрих, – вы… уверены?
– Что как лоси?
– Что идем прямо…
– Абсолютно, – ответил я. – А что вам мешает? Папоротники? Так они не выше коня!
После минуты ошарашенного молчания донесся стонущий голос сэра Герцлера:
– Туман… Проклятый туман!
Я громко изумился:
– Туман?.. Какой туман?.. Где туман?
Честно говоря, сам готов был признаться, что заблудились, хотя и был уверен, что едем прямо, но я-то догадываюсь, что для древних закрутить в кольцо пространство или хотя бы изогнуть дугой раз плюнуть, упал духом, но Бобик время от времени исчезает далеко впереди, возвращается, смотрит вопросительно больше на коней, чем на всадников, определяя направление движения, и пропадает снова.
Для начала он притащил сэру Герцлеру огромного толстого барсука, тот поблагодарил и сунул зверя в мешок, Бобик исчез, а буквально через пять минут приволок нечто напоминающее молодого перекормленного медведя, толстого, неповоротливого и ленивого, даже не сообразившего, кто его тащит и куда.
Сэр Герцлер охнул, сэр Ульрих пришел ему на помощь, а Бобик вильнул хвостом и пропал в тумане, а для меня – в чаще. Рыцарям должно быть страшновато, когда внезапно прямо у стремени выныривает это черное чудовище и сразу же сует настойчиво в руки нечто жуткое, незнакомое, брыкающееся и царапающееся.
Только сэр Ульрих довольно улыбался и с некоторым злорадством смотрел, как несчастный сэр Герцлер то и дело принимает добычу.
Я не оглядывался, по моим ощущениям уже проехали середину леса, это же не тайга, что тянется на тысячи миль, скоро должна быть ровная степь, река, заливные луга, а за спиной раздался жалобный вопль:
– Сэр Ричард, помогите…
В голосе сэра Герцлера было столько обреченной тоски, что я как можно быстрее повернулся в седле, моментально выхватывая меч. Сер Герцлер и даже сэр Ульрих едут сзади с вымученными улыбками на лицах, седельные мешки раздуты, поперек седел у обоих свесили бессильно длинные ноги косули, сэр Тамплиер с самым невозмутимым видом придерживает перед собой упитанного кабана, а по обе стороны коня навешаны гуси, глухари и даже дрофа великанских размеров.
– Чем помочь? – осведомился я.
– Ну вот… с этим…
Я сказал твердо:
– Разбаловали собаку, вот и мучайтесь.
– Но, – сказал сэр Герцлер жалобно, – у нас уже не помещается… Скажите ей…
– Сами скажите, – предложил я.
Сэр Герцлер потряс головой.
– Не могу.
– Почему?
– Обидится.
– Ага, – сказал я злорадно, – а на меня обижаться можно? Сами, сами. Я тоже, может быть, хочу быть в собачьих глазах хорошим и даже замечательным. Хотя уже скоро лес кончится.
Сэр Герцлер спросил с надеждой:
– Видите выход?
– Нет еще, но у вас вон дрофа. А это степные птицы. Значит, Бобик выскакивал на опушку.
За деревьями блеснула искорка, Бобик унесся стрелой, исчез, я задержал дыхание, страстно умоляя лес выпустить из цепких любящих объятий, под копытами хрустит и потрескивает, хотя в туман должно бы все отсыреть, но это если туман – туман, а не это вот наваждение…
Деревья начали расступаться, за ними свет и безумно яркое солнце. Я ехал степенно, сдерживая ликование, но сэр Герцлер завопил радостно, пришпорил коня, за ним пустил вскачь своего жеребца сэр Ульрих, они проломились сквозь заросли папоротника, исчезли, а я выехал на опушку с самым невозмутимым видом, даже зевнул и равнодушно осмотрелся.