– Что за странные порядки, – проворчал я, словно великий знаток общения с принцессами. – Ну да ладно, в чужой монастырь…
Кони, тяжело дыша, начали подъем на длинный, заросший лесом холм, Жак от волнения даже с лица спал, крупные капли пота на лбу. Я чувствовал, вот-вот что-то произойдет, и в самом деле он остановился впереди, картинно повел рукой.
– Наша столица… Флорендж!
Отсюда с вершины холма видно, как широко раскинулась долина, далеко на севере и востоке ограниченная горами, а здесь сады, поля, пастбища с тучными стадами и…
Жак сказал торжественно:
– На самом верху, как видите, королевский палац…
Голос его дрогнул, глаза влажно заблестели. Торкилстон ахнул в восторге, а Ордоньес довольно выругался: город огромен, расположен хоть и в долине, но как бы на очень пологом холме. Каждое кольцо зданий выше предыдущего, а в центре королевский палац: не дворец и не замок, а целый город из ансамбля плотно составленных роскошнейших домов, из-за чего сверху кажется сборищем веселых гномов в их остроконечных красных колпачках. Все крыши конусообразные, сильно вытянутые вверх, на кончиках самых высоких трепещутся знамена, даже не представляю, как их вешают на такой высоте.
– Прекрасно, – сказал я нетерпеливо, – но нам надо торопиться. Поехали!
Уже не дожидаясь Жака, я пустил Зайчика вперед, а за спиной загрохотали копыта.
Солнце еще не вскарабкалось к зениту, но жжет голову и плечи. Бобик несется впереди, пугая народ, а когда мы выметнулись на дорогу к главным воротам, я велел ему держаться ближе к стремени.
Телеги те же, что и в Сен-Мари, разве что ни одной не увидел на колесах из сбитых вместе досок, везде подбитые железными полосами обода, толстые спицы, а в Сен-Мари такие только в королевских каретах. Но кони как будто даже мельче, возницы те же, кнуты и вожжи, как и горы глиняных горшков на продажу, битая птица, блеющие стада овец…
Стражники на воротах оживились, завидев нас, но Жак выехал вперед, что-то сказал им, и оба неохотно отступили в стороны, а когда увидели выступившего из-за Зайчика Адского Пса, поспешно отпрыгнули, один даже вскочил в караульную будочку, слышно было, как гремят засовы.
Торкилстон посмотрел на меня многозначительно, однако смолчал. Ордоньес с интересом рассматривал женщин, порода та же, только здесь вроде бы они выше ростом, спины прямее, но, увы, с выпуклостями спереди и сзади природа поскупилась. В Сен-Мари женщины выглядят более сдобными. Хотя, конечно, это уже мелочи, во всех королевствах в разные времена был свой идеал женщины, но всегда мужчины сходились в одном: хорошая женщина – голая женщина!
Жак чуточку повеселел, хотя взгляды по сторонам бросал тревожные. Торкилстон ехал настороженно, а когда Ордоньес слишком игриво поклонился какой-то пышно одетой даме с глубоким декольте, он прошипел сердито:
– Сэр Ордоньес, ведите себя прилично!
– А я как веду? – удивился Ордоньес.
– Неприлично!
– Почему?
– Нельзя женщин рассматривать так откровенно!
Ордоньес ответил с достоинством:
– Более всего красивую женщину ранит тот, кто не глядит в ее сторону. Так что это вы ведете себя не совсем прилично.
– Я помню о своей стране! – огрызнулся Торкилстон.
Оддоньес тяжело вздохнул.
– Вам ответить как, вежливо или честно?
– Лучше молчите, – сказал Торкилстон сердито.
Ордоньес тут же сказал громко, напоминая, что приказы принимает только от сэра Ричарда:
– Если бы не было женщин, все деньги мира ничего бы не значили. А пиратов вообще бы не было… Представляете, как мир обеднел бы без нас, таких… лапочек?
Небольшая площадь по эту сторону ворот разбежалась тремя улочками, узкими и кривыми. Мы направили коней за Жаком, две телеги разъедутся с трудом, но это еще ничего, в Геннегау я видел и такие, где и одна будет царапать стены оглоблями.
– Общая их болезнь, – сказал Ордоньес глубокомысленно, – требовать от яблони апельсинов.
Торкилстон в удивлении воззрился на него.
– Вы о чем?
– О женщинах, – пояснил Ордоньес, тоже малость удивленно, – а о чем можно еще?
– Во дикарь, – сказал Торкилстон с чувством. – Мы, люди, должны думать и говорить только о великом, как вот наш сюзерен. Ведь у Господа на все есть план.
Ордоньес охнул:
– Правда, что ли?
Торкилстон покосился на него раздраженно, дальше ехал молча. Улочка закончилась, дальше снова площадь, подковы цокали настолько звонко, что я начал рассматривать вымощенную булыжником площадь со всем вниманием.