Я покачал головой.
– Будем смотреть вперед. В Армландии у меня никого.
Он помолчал, голос его прозвучал совсем тихо:
– Все помнят, у вас было что-то с леди Беатриссой… Говорят даже о великой любви. Или сейчас осталась только… теплая дружба?
Я сцепил зубы, нахлынула сладкая боль, с трудом ответил:
– Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец.
Часть 2
Глава 1
Зайчик радостно ржанул, когда я появился в дверях конюшни, Бобик ворвался следом и принялся торопливо уверять тупое копытное, что это он уговорил меня на дальнюю прогулку.
Я похлопал арбогастра по шее.
– Едем. К тому же – быстро!..
Он в нетерпении переступил с ноги на ногу, мчаться быстро любит не меньше меня, Бобик завизжал и, брякнувшись на спину, повозился так, размахивая лапами в воздухе.
Лук Арианта за плечами, в мешке малый арбалет и доспехи, стараюсь не таскать на себе все это железо без особой надобности, выгляжу и без него внушительно, кожаный пояс с кармашками и кинжалом, широкая перевязь, на которой красиво украшенные золотыми накладками ножны, оттуда торчит рукоять меча из метеоритного железа, самый лучший, что отыскал в королевской оружейной, хотя и не то, что у меня было. Было, да сплыло.
Я вскочил в седло.
– Зайчик, сумеешь обогнать этого толстозадого?
Дорога от Геннегау в сторону Тоннеля идет ровная, как я и велел, хотя иногда понижается, бывает заметен подъем, но это ерунда, зато абсолютно нет крутых поворотов, какие обычны на любой дороге, что огибают не только препятствия, но и вообще неизвестно что.
Миль за сорок до Тоннеля начали попадаться рабочие, укладывающие под надзором монахов шпалы. Я велел Зайчику сбросить скорость и всматривался в дорогу, а как только там характерно блеснуло металлом, Зайчик сам перешел на простой галоп.
В глаза бросилась платформа на крайних рельсах, дальше только шпалы. Рабочие забрасывают на нее лопаты, кирки, молоты и штопки. Пара молодых и озорных запрыгнули тоже и делают вид, что будут держать все хозяйство, чтоб не рассыпалось, когда остальные упрутся и погонят ее в Тоннель.
Отец Тибериус заспешил навстречу, осенил крестным знамением, я тоже перекрестился, мы же на виду простого народа, надо являть, а отец Богидерий заговорил возбужденно:
– Это просто чудо!.. Наши лоботрясы, которых и в хорошую погоду не заставишь работать, даже в дождь сами по своей воле затеяли гонки на этой телеге!
– Нравится?
– Не то слово! Не могут поверить, что такая огромная и такая тяжелая двигается по их воле.
– Что насчет конной тяги?
Он повернулся и ткнул пальцем в пространство.
– Там два села, я послал людей за лошадьми. Все-таки телегу должна возить лошадь, а не люди…
– …которым сегодня интересно, – добавил я, – а завтра привыкнут и пойдут заниматься другим делом.
Он хмыкнул.
– Если бы делом.
– Вот-вот, в некоторых делах лучше полагаться на лошадей. Сколько здесь уложено?
Он ответил без запинки:
– Пятнадцать миль!.. Да еще миль двадцать в самом Тоннеле, так что любому купцу уже сейчас видно, насколько выгоднее перевозить товары на такой платформе. Она ж сама мчится, стоит ее разогнать!.. Потом бегут следом, никак остановить не могут!
– Тормоза надо приделать, – посоветовал я. – Ладно, научу. А сейчас трудитесь, аки пчелки, а я загляну в склад.
– Господь в помощь, ваша светлость!
В Тоннеле народу стало еще больше, двигаются в обе стороны, как груженые муравьи, это и пропитание, и заработок, при нашем появлении поспешно прижимались к стенам, мы пронеслись до склада, где Бобик «открыл» для нас двери.
Я въехал в склад, как Калигула в сенат, свет появился слабый, долго разгорался, словно электрическая лучина, не очень-то уверенный, что я тот, кому стоит освещать дорогу, наконец вспыхнул весь свод, и в зале стало светло и солнечно.
Платформы все так же на месте, только одна отсутствует, монахи на ней сейчас перевозят даже шпалы, удивляя своей богатырской силой наблюдающих рабочих. Две крытые платформы, то есть вагоны, тоже на месте, только там, откуда мы выбрали все рельсы… поблескивает металл.
– Ждите здесь, – велел я и соскочил с Зайчика на рифленый пол. – Я недолго!
Не веря своим глазам, я ринулся на тот блеск, почти не разбирая дорогу. В прошлый раз, когда мы забрали последние, здесь оставалась ровная такая площадка. Пустая. А сейчас там четыре рельсины, одна даже, как почудилось, теплая.