Королева сказала жеманно:
– Женщины всегда опаздывают, дорогой!
Он ответил со смешком:
– Это к мужу может опаздывать. Но не к отцу.
Ордоньес шепнул мне весело:
– Это правильно, что вы наконец-то вместо серой рубашки надели белую. Теперь будет кому стирать…
Двери распахнулись так резко, что ударились о стены. Вбежала, буквально влетела, как спасающаяся от стаи волков лань, трепещущая девушка в длинном развевающемся, как крылья жар-птицы, платье.
Я узнал одну из фрейлин, что постоянно сопровождала принцессу Алонсию. Нежное лицо в красных пятнах, нос покраснел и распух, в глазах слезы, она бросилась к королевской чете с криком:
– Это ужасно!
Херлуф ухватил ее за плечи, она прижалась к нему и спрятала лицо на его груди. Королева в недоумении посмотрела на ее затылок и спросила у Ашворда:
– Разве мое новое платье настолько плохо?
Тот произнес сквозь зубы, но с вымученной улыбкой:
– Ваше Величество, поверьте, иногда люди думают не только о вас…
– Дикари, – произнесла она надменно. – Я все-таки королева!.. Перестань реветь, Фирнилия! Что случилось? Пальчик прищемила?
Фрейлина вскинула заплаканное лицо, нос стал размером с крупную редиску, слезы продолжали катиться по щекам.
– Мы сегодня утром, – вскрикнула она плачуще, – как обычно, пришли в спальню Ее Высочества…
Она всхлипнула, ее тело затряслось в рыданиях. Я ощутил неладное, хотел подойти и повернуть ее лицом к себе, все-таки теперь я не совсем посторонний, но король прикрикнул строго первым:
– Перестань реветь! Говори, что стряслось?
Фрейлина вскрикнула:
– Мы пришли… а ее нет!
– Кого? – спросил король глупо.
Я ощутил холод в сердце, сделал быстрый шаг вперед и опустил ладонь на ее хрупкое плечо.
– Успокойтесь, леди. Вы ведь дворянка, не так ли?
Она всхлипнула и с достоинством выпрямилась.
– Да, милорд.
– Вы зашли в спальню принцессы, – сказал я, – а там… не оказалось самой принцессы?
– Да, – ответила она тихо, слезы все еще бегут из ее глаз, крупные и чистые, как родниковая вода, а глаза стали испуганнее, чем у трепетной лани перед стаей лютого зверья. – Принцессы уже не было! Окно открыто, спущена веревка из связанных простыней.
Королева патетически ахнула, я подумал, что жалеет изорванные на ленты простыни, король смертельно побледнел, пошатнулся и схватился за сердце.
– Моя девочка, – прошептал он. – Ее похитили… Ее похитили?
Фрейлина посмотрела испуганно.
– Нет. За ней приходил лорд Вильярд. Это он влез к ней в спальню по сброшенной веревке из простынь, уговорил бежать. В кладовке мы нашли связанную няньку. Она рассказала, что лорд Вильярд хотел остаться и сразиться с вами, но принцесса в слезах умоляла его не делать этого. Человек, который сумел убить герцога, убьет и его, а она этого не перенесет. И Вильярд уступил ей, хотя и сказал с горечью, что его имя теперь будет покрыто позором, как презренного труса.
Ордоньес сказал с сочувствием:
– Любовь пересилила… Молодец. Я бы так не смог.
– И я, – согласился Торкилстон. – Это же все пальцем тыкать будут! Ему конец. Как рыцарю, конечно. Может быть, торговлей ему заняться?
– Или стать менялой…
Король обессиленно рухнул в кресло, к нему бросился на помощь Ашворд, королева завыла в голос совсем не по-королевьи, стыдно так распускаться, Ашворд дрожал и оглядывался на меня умоляюще.
Торкилстон покачал головой.
– Нехорошо, – сказал он осуждающе. – За всю жизнь женщина должна покинуть дом трижды. Когда ее крестят, когда выдают замуж и когда хоронят. Она поступила не по правилам.
Ордоньес пробурчал независимо:
– Женщины не виноваты в том, что иногда отказываются подчиняться правилам. Эти правила сочинили мы, мужчины. Если помните, безо всякого участия женщин.
– Много ты понимаешь, – сказал Торкилстон.
– Много, – возразил Ордоньес. – Я знаю о браке все, потому холостяк.
Я подошел к окну, в саду среди деревьев высится высокий дворец, похожий на башню, где почти на вершине жила принцесса. Чтобы спуститься с такой высоты, нужно либо быть очень храброй, либо совсем отчаяться.
В груди стало пусто и холодно. Торкилстон подошел как-то неуклюже, помялся, в глазах плещется, едва не выливаясь через край, море глубокого сочувствия.
– Сэр Ричард, вы прямо с лица спали. Нехорошо.
Я пробормотал:
– Да ничего…. Просто все так неожиданно.
– Это для нас, – возразил он. – Если женщина любит хама, то он непременно непризнанный гений, избранная душа, если дурака – то это особо умный по-своему, если вора – то родители плохо воспитали, а он сам не виноват…