111  

Он улыбнулся одной половинкой рта.

– Источник неслыханной мощи в самом деле есть, в двух неделях езды. Но до него, к счастью, никто еще не добрался и, надеюсь, никогда не доберется. Я имею в виду Камень Яшмовой Молнии.

– Вот и здорово, – сказал я с облегчением. – Простите, что занял ваше драгоценное время. Это хорошо, что никто не доберется. Ожидаемое может не случиться, но неожиданное случается всегда.

Он проводил меня взглядом до двери, но я чувствовал себя так, словно он идет рядом и крепко держит меня за локоть, чтобы не шагнул в сторону.

– Мы еще увидимся, – пообещал он, голос прозвучал совсем близко.

– Горячо надеюсь на это! – сказал я.

У самой двери, что снова исчезла, я обернулся, маг неуловимо быстро оказался прямо передо мной, взгляд обеспокоенный, на лбу над мохнатыми бровями появилась глубокая, как ущелье, складка.

– Почему-то мне кажется, – произнес он негромко, – что увидимся… не здесь. Ну да ладно. Отдыхайте!

Я вышел из его лаборатории, что одновременно жилище и мастерская – мечта любого мужчины, – с колотящимся сердцем и в то же время с гордостью. Вообще-то не сплоховал, хотя этот маг, даже не знаю, может горами трясти, как вениками, чувствую всеми фибрями и жабрами.

Может быть, я даже угадал, сам того не предполагая, и в самом деле наиболее ценное вплетали в структуру листа, чтобы доступ только самым знающим?

В саду за деревьями высоко бьют фонтаны, ветерок иногда приносит мельчайшую водяную пыль. Напор такой, что струя разрежет пополам, как пилой, явно не инженеры поработали, а маг постарался. Вот и пытайся после этого заинтересовать кого-то профессией строителя, когда всяк надеется отыскать в развалинах древних городов нечто такое эдакое, чтоб сразу всех и по-всякому…

Церквей здесь, уже понятно, не увижу, разве что где в далеком захолустье, куда не попаду за недостатком времени. Да и нужно оно мне ездить и смотреть на эти памятники архитектуры?

Моя беда, которую никогда не считал бедой, что к религии относился… ну, скажем, никак. И даже сейчас, когда паладин – воин Господа и все такое, пылающий меч в руке и красный крест на плаще спереди и сзади, все равно понимаю только базу. Да и то не совсем четко. И совершенно не знаю, чем отличается чистый католицизм от его ветвей, того же лютеранства, кальвинизма или протестантства. Ну, вообще-то малость представляю, не совсем папуас, но только в самых общих чертах.

Возможно, надо бы поинтересоваться ересями, Лютер был еретиком, за ним гонялись по всей Германии, намереваясь сжечь на медленном огне, но когда победил, его протестантская ересь перестала называться ересью, а бывшие гонители поспешили стать протестантами.

Но не будет из меня Лютера, слишком много на мне обязанностей, однако понимаю, что ересь – не всегда ересь, о чем так настойчиво говорил тогда один из подручных кардинала.

Христианство успешно задавило все прочие языческие религии в первую очередь потому, что впервые создало себе центр. Все остальные, даже в могучей и до предела централизованной империи Рима, были каждая по себе, без центра, без направляющей руки Единого Верховного Жреца…

Возможно, потому здесь и погибло христианство, все-таки нацелено на высшее в человеке, а человек все-таки тупая и сластолюбивая скотинка, ему и в дерьме хорошо, которое он никогда не назовет дерьмом, а только общечеловеческими ценностями.

А те немногие, кто мог бы удержаться и других удержать, просто не поняли христианства, увидели в нем только приход тьмы и непонятных ограничений. И с тоской оглядывались на беспечный и светлый мир эллинства, такой простой, понятный и без всяких аскетизмов. Это как девочки, дорастая до пугающих и неприятных менструаций, тоскуют по светлому миру детства, когда не было этих пугающих и болезненных выделений. Любое взросление сопровождается ломкой старого, это неприятно, зато дает и больше возможностей, которых был лишен ребенок.

Глава 16

В зал вошли, громко топая и вызывающе звеня железом, воины настолько тесной группой, словно старались слиться в единого пугающего всех зверя. Все в тяжелых доспехах, с картинными шипами на плечах, локтях и по всей кирасе сзади и спереди, даже на шлемах шипы, что сошли бы за рога, не будь их столько.

Придворные шарахнулись, образовав широкий коридор, гораздо более широкий, чем нужно, словно эти въехали на взбрыкивающих в стороны конях.

В центре крупный мужик в особо пугающих доспехах, черных, в мелких и крупных шипах от шлема до сапог, настолько широкий, что просто не верится, с угрюмо звериным взглядом голодного волка в поисках добычи.

  111