Ричард Длинные Руки - Гроссграф, Стр. 96

Началась суматоха, рыцари поспешно разбирали лошадей, только сэр Норберт уже на коне, придирчиво, но и уважительно поглядывает на сэра Растера: уже немолодой медведь, да и за столом посидеть еще как охоч, но в седле оказался одним из первых.

Я проследил за его взглядом, с укоризной покачал головой:

- Ох, сэр Растер…

- Что случилось? - спросил Растер с беспокойством.

- Ну, никак не хотите быть военачальником! - упрекнул я. - Это же какое счастье - других посылать в бой, а самому наблюдать!

- Все шутите, - сказал он с неудовольствием, - но не понимаю таких шуточек. Самое большое счастье - лично сойтись с противником в жестокой схватке и показать ему свою силу и мощь, сбить его с коня, повергнуть на землю…

- …изнасиловать, - подсказал я.

Он посмотрел с укоризной.

- Только обобрать, сэр Ричард! Отнять коня, доспехи и назначить выкуп. А насиловать жену или дочь, если созрела. Можно племянниц. Можно даже маму, если молодая и в теле… Нет, я поеду с вами, сэр Ричард!

- Я насиловать не буду, - предупредил я.

Он сказал с восторгом:

- И не надо! Я справлюсь с этим делом, сэр Ричард! Насиловать нужно обязательно, это священный и узаконенный обычай. Иначе как объяснить хозяйке захваченного замка, что у нее теперь другой статус? И прочим, кто в том замке?… Тупые, не понимают, пока вот так наглядно не объяснишь. Сэр Норберт, да объясните ему, что есть старинные и благородные обычаи, от которых нельзя отказываться, а исполнять надобно с благородным рвением!

Мы шли быстро, где рысью, где галопом, и в конце дня земли графа Уилбура, уже бывшие, остались за спиной. Основное войско выступит через день, а мы с сотней легких всадников под началом сэра Норберта неслись по вершинам холмов, сверяясь по карте, где красными флажками отмечены владения лордов, не желающих признавать мою власть.

К обеду даже из сотни легкоконных вперед сумела вырваться группка из трех всадников: от меня, к моему удивлению, почти не отстает сэр Растер, он, как я снова убедился, лошадник не хуже, чем воин, для этой цели очень удачно выменял, как цыган, с виду невзрачного, но достаточно резвого, с настоящим рыцарским самолюбием, коня, который в состоянии и рыцаря нести в полном вооружении и показывать нехилые скоростные качества, не может видеть, как мы вырываемся вперед, хрипит, но прет следом, даже старается обогнать. Больше всего Растеру в нашей группе обрадовался Бобик: Растер единственный, кто готов принимать от Бобика пойманную тем дичь в любом количестве да еще и нахваливает так пылко, что мой Пес старается переловить всех зверей, птиц и рыб по пути следования.

Третьим идет барон Альбрехт, войско оставлено под руководством опытных воинов Будакера, Митчелла и, конечно же, Макса, которого я всерьез прочу в умелые военачальники, а сотня идет позади под руководством сэра Норберта.

Когда холмы кончились и мы пошли через заросшую лесом низину, сухой стук копыт сменился чавканьем. Гнилая вода выбрызгивается из толстого слоя прошлогодних листьев коричневыми гнилыми струями, распространяя смрад.

Березы отодвинулись, дорога скользнула в дубраву, Растер зарычал от злости, а причину я понял запоздало, когда следом за ним влетел на резво скачущем Зайчике в темный, словно в ночи, лес и едва успел нырнуть лицом в гриву от ринувшейся на меня рогатой ветви с трепещущим на кончике, словно баннерный флажок, листком.

Широкие ветви сплелись и полностью закрыли небо, хуже того - намокли и опустились чуть ли не до земли. Растер, как огромный медведь, распластался на конской спине, я тоже вжимался из всех сил, стремясь вообще стать двумерцем. Сучья, острые и твердые, как оленьи рога, то и дело чиркают по спине, пару раз долбанули по голове, срывая волосы.

Дважды мы вламывались в стада животных, похожих на свиней. Те разбежались с рычанием, а я предпочел бы, чтобы со свинячьим визгом или хрюканьем. Оглянувшись в какой-то момент, я увидел, что это не стадо, а стая, и несется за нами. Я чувствовал, что вот-вот особо низкая ветка сшибет меня, как пушинку. Это на вершине ветви тонкие, а здесь каждая толщиной с мое бедро. Даже не вздрогнет, когда на ней останется от меня мокрое пятно и сползающая на землю шкурка…

Деревья, наконец, поредели, я время от времени приподнимал голову, а прижимался к конской спине, лишь когда навстречу летит хищная ветвь.

Дикий мир, мелькнула злая мысль. Все еще дикий… или снова дикий, как одичали и заросли дремучим лесом некогда возделанные поля и роскошные города после краха Рима и отступления римских легионов.