Я обвел всех удивленным взором, повернулся к Максу:
- Правду говорят?
Он кивнул без всякого смущения.
- Мы не можем пировать, сэр Ричард, когда томимся неизвестностью. Об этой женщине ходят всякие слухи. Не все из них хорошие. И вообще здесь уютно… слишком.
- Потому что женщина, - объяснил я.
Я сел за стол, кивнул слугам, передо мной тут же появились разнообразные кушанья. Я знаком велел всем сесть, повеселевшие слуги убрали уже остывшие блюда прямо из-под рук рыцарей, у которых вдруг появился зверский аппетит, взамен из кухни торопливо несли горячее, обжигающее пальцы мясо.
Макс посматривал часто и со смущением во взоре. Рыцари переглядывались, острили потихоньку. Всем уже понятно по моему виду, где я был и чем кончились переговоры, словно от меня несет женскими духами за полмили.
Макс спросил, сильно покраснев:
- Сэр Ричард, давно хотел спросить вас…
- Спрашивай, - ободрил я.
- Вот вы паладин…
Он умолк и посмотрел на меня, словно дальше должен говорить я, однако я только кивнул.
- Ну да, паладин. И что? Ты усомнился?
Он испуганно перекрестился.
- Упаси Господи!
- Так что же?
Он продолжил вздрагивающим голосом:
- Сэр Ричард, но тогда не правы святые отцы, которые говорят о безбрачии и непорочности паладинов? Но священники не могут быть не правы…
- Почему?
- Они ж не сами такое придумали! Так сказано в Священном Писании!
Я уловил заинтересованные взгляды рыцарей, у некоторых челюсти стали двигаться совсем медленно, чтобы не заглушить чавканьем мой ответ.
- Макс, сперва я тоже так думал. Нет, не о Писании, там в самом деле написано так… наверное, а о верном толковании. Дьявол, как известно, в деталях. И, честно скажу, понимая Святое Писание буквально, сперва подавлял в себе любую похоть. Даже любые мысли о бабах топтал, бодал и затаптывал. И никого не тащил в постель. Был образцовым рыцарем, за что и удостоился высшего рыцарского ранга - паладина. А будучи паладином, гнал от себя всякую мысль о бабах, сосуде греха, как сказано в Священном Писании…
Рыцари ели и прислушивались краем уха, только Макс смотрел с мукой в ясных глазах.
- А теперь?
Я сказал мягко:
- Макс, я не стал грешником. Во всяком случае, не стал им большим, чем был. Просто поднялся еще на одну ступень и понял вдруг, что у простых людей душа и тело едины. Ну, как если красную и синюю глину перемешать, то уже не отделить потом одну от другой. Простые люди еще не настоящие христиане! Все еще не настоящие. Потому когда грешат телом, у них грешит и душа. Для них и написаны заповеди!
Он потряс головой, в глазах смятение все росло.
- Для них? А для нас?
- Для них, - сказал я терпеливо, - только для них! Потому что их, простых людей, надо еще долго вытаскивать из животного состояния. Но тот, кто уже вылез… это я так гордо о себе, те осознали вслед за мною, красавцем, что плотские утехи, если не злоупотреблять, вовсе не затрагивают и не пачкают душу. Кесарю кесарево, как сказано в Писании. Потому остаюсь паладином, когда встаю из-за накрытого стола, где в удовольствии вкушал роскошные яства, или когда вылезаю из женской постели. А что я паладин, а не прикидываюсь им, проверить очень просто…
Он сказал торопливо очень виноватым голосом:
- Знаю-знаю, вы вчера одним прикосновением залечили рану кузнецу. Просто все это так…
Он замялся, смотрел честными и строгими глазами праведника, который не волен уходить из грешной жизни в мир аскезы, здесь надо сделать так много, однако хочет оставаться как можно более безгрешным.
- Необычно? - подсказал я. - Непривычно?
- Да, сэр Ричард. И вразрез с тем, что я слышал от святых отцов.
- Они говорят правду, - успокоил я. - Но эта правда - для большинства. Человек, увы, животное злобное и похотливое. Однако, если сможешь жить в мире похоти и чревоугодия, но заниматься делом и не впадать ни в то ни в другое… ты останешься чист. Главное, что душа твоя никакой похотью не занимается. А Господь все видит, Макс! Кто-то в самом деле проходит через грязь и не пачкается, а кого-то на ночь запри в чистейшей комнате - утром обнаружишь по горло в грязи!
Рыцари снова стали поглощать пищу медленнее, по скорости работы челюстей могу определить, когда врубаются с ходу, а когда задумываются и стараются понять и проверить на соответствие со своими нравственными правилами.