- Вы всерьез?
- Я вообще серьезный человек, - заверил я.
- Гм…
- Правда-правда. Просто не будем афишировать некоторые особенности вашего управления. Отнесем к удачному менеджменту, точному расчету и планированию. Даже церковь способна закрывать глаза на некоторые вещи, если они не афишируются и другим не навязываются. У всех есть свои слабости. Человек может быть хоть магом, хоть геем, лишь бы не устраивал шествия и демонстрации, а занимался своими извращениями в своей квартире за плотно закрытыми дверьми. Лучше - с плотно зашторенными окнами. А то знаете, даже от Бога можно укрыться, но не от соседей.
Она всматривалась со всем большим удивлением, спросила внезапно:
- Сэр Ричард… вам сколько лет?
- Гм… сколько и зим, думаю.
Она покачала головой.
- Вы хорошо скрываетесь, но иногда замечаю, что вы гораздо старше, чем выглядите.
- А я хорошо выгляжу?
- Прекрасно, - ответила она. - Хорошо, если опасаетесь признаться, скажу я первой, хотите? Мне четыреста лет.
Она напряглась и в ожидании смотрела в мое лицо. Я переспросил с туповатым недоверием:
- Ровно четыреста?
Она внимательно посмотрела в мое лицо.
- Мне кажется, вас удивляет совсем не то, что должно.
- Ну да, - сказал я, - круглые цифры всегда врут. Неужели ровно четыреста?
Она усмехнулась:
- Если уж нужна точность, то четыреста три года.
- Аа-а-а, - протянул я разочарованно, - тогда другое дело…
- В чем?
- Могли бы отпраздновать круглую дату, - сказал я. - А так… ну ничего. Пропустили, жаль.
Она с все большим удивлением всматривалась в мое лицо.
- Похоже, вас вовсе не волнует мой возраст? Здесь может быть только одно объяснение… Либо вы гораздо старше сами, либо у вас столь велика самодисциплина…
- С дисциплиной у меня хреновато, - признался я. - А чему я должен поразиться? Что вам четыреста с хвостиком? Так я еще и за то глубоко уважаю, что следите за собой и заботитесь о внешности. Каждая женщина должна заботиться… Ну там кремы, увлажнители, эпиляторы, ботокс, рестилайн, педикюр, подтяжка и всякая прочая ваша хрень…
Она покачала головой, в глазах удивление все росло и росло.
- Нет, сэр Ричард, вы в самом деле не прикидываетесь, я это вижу, но это… так странно!
- Хе-хе, я вообще замечательный.
- Но как, - спросила она шепотом, - как вы можете… мне же четыреста лет! Вы сейчас должны вскочить, бледный и трясущийся, глаза навыкате, на губах слюни, еще надо шептать молитву и творить крестное знамение на себя и на все, что вокруг…
- Да я-то могу, - ответил я бодро, - но как вы, леди Изабель, можете?… Может быть, это вы прикидываетесь? Вы ведь всегда такая, в старую каргу не превращаетесь? Ну вот. Так что меня это устраивает. А что фигуру держите в такой форме - вообще класс! Слушайте, а сиськи можно покрупнее?
Она переспросила с недоумением:
- Еще?
- Ну да.
- Куда уж больше?
- Ничего, - заверил я, - больше можно всегда. А если вдруг надоедят, хотя это идиотом надо быть, можно сделать совсем маленькими?
Она ответила медленно:
- Да, конечно… Но вы… Вас это не пугает?
- Пугает? - изумился я. - Леди Изабель! Я с вас удивляюсь! Да это прям праздник какой-то!… И жопа горячая, это же надо…
- А что мне четыреста лет?
Я хмыкнул:
- Женщине столько, на сколько выглядит. Вам с виду лет двадцать. А то и все восемнадцать. А когда вот так глаза таращите, то и вовсе шестнадцать. Словом, дурочка что надо. Таких мужчины друг у друга из рук рвут.
Я привлек ее к себе, она сперва упиралась мне в грудь маленькими теплыми ладошками, но вскоре ощутила, что не притворяюсь, мужчинам в таких вопросах притворяться труднее, медленно и тихо вздохнула, лицо расслабилось, сама прильнула, как слабая лоза цепляется за крепкий дуб.
А я еще тот дуб, подумал я горделиво.
Глава 4
Макс вскочил из-за накрытого стола, едва я вошел в зал. Дружно поднялись и рыцари, с грохотом отодвигая стулья. В глазах Макса тревога сменилась ликующей радостью. Так щенок лучится счастьем, когда возвращается отлучившийся хоть на минуту хозяин.
- Все в порядке, - заверил я торопливо еще издали. - Если закончили с пиром, можем ехать обратно.
- Закончили, - ответил Макс.
Старший из слуг проронил мрачно:
- Никто из благородных рыцарей ни к чему не притронулся даже.