Личный убийца

— А почему ты его покойником назвал? Загорелый ведь, говоришь?

— Ну и что, что загорелый? Голос такой… потусторонний, что ли, и глаза будто у наркомана. Словно не его глаза — мимо куда-то глядят, в пустоту. Змеиные глаза, даром что голубые. — Таращенко запрятал двадцатку в задний карман брюк, подумал и добавил: — Ни разу не мигнул.

— Ладно, спасибо, Таращенко Мэ И, — сказал Евгений. — Если он вдруг объявится, не торгуйся, мой тебе совет. Лучше скажи, что ты меня никогда не видел.

…Через двадцать минут он разыскал молочницу и еще двух женщин, покупавших у нее молоко и видевших мотоциклиста. В один голос они утверждали, что мотоцикл был большой и тяжелый, цветной, только заляпанный грязью. Мотоциклиста никто не ждал, он приехал и уехал один по шоссе в направлении реки.

ГЛАВА 33

Встретились они на Стромынке — Каменев и Либерман. За рулем «Мазды-626» цвета пуштулимского мрамора сидел человек, приглашавший Старого Опера за столик в кафе «Пикник». Представленного владельцем риэлторской конторы качка со шрамом на скуле на сей раз с ними не было. Машины остановились неподалеку от «Матросской тишины», что Каменев счел весьма символичным.

— Как дела, полковник? — с насмешкой спросил Либерман.

— Утром деньги — вечером стулья, — ответил Каменев.

— Деньги я тебе дам, если ты…

— Если «если» перед «после», то после «если» — «после»! — разозлился Каменев. — Вечером деньги — утром стулья. Понял, Гера?

— Не понял.

— Прекрати за мной следить. Это, во-первых. Не доверяешь — горшок об горшок, и в разные стороны. Ты меня нанял — я работаю. Твое дело платить. И за такие вонючие бабки я не намерен засвечивать свою агентуру. Еще раз увижу «хвост» — развернусь и уеду.

Либерман, решивший, что купил Старого Опера с потрохами, такого поворота не ждал. Он посидел, подумал, посмотрел на напарника, тот кивнул, едва заметно улыбнувшись Каменеву.

— Ладно. Когда будет дискета?

— А когда на территории отдельно взятой Москвы построят развитой капитализм, тебя не интересует?

Либерман тоже решил проявить крутой норов:

— Ты что, решил из меня бабки тянуть?

Каменев включил передачу, показал поворот и тронул «Ниву» с места, не сочтя нужным продолжать пустой разговор.

«Мазда» обогнала его, прижала к тротуару в Колодезном; водитель включил все бортовые огни, посигналил.

— Ладно, полковник! — крикнул Либерман. — Одно дело делаем. Зря ты моих ребят посадил из «Форда». У них в багажнике «узи» нашли, придется теперь выкупать. Лучше бы я тебе эти бабки отдал!

— Ты мне мои отдай и не липни больше, не то я вас всех пересажаю раньше времени!

Либерман поиграл желваками, но смолчал, молча протянул в окошко деньги в конверте и укатил, не дожидаясь благодарности.

Ариничевой Каменев звонить не стал, памятуя о том, как они расстались, и, опасаясь, что она откажет ему в аудиенции; купил в магазине торт «Прага», красочную жестяную коробку с индийским чаем, длинную бутылку янтарного вина «Токай» и розу на полутораметровой почти ножке.

«Осталось предложить ей руку и сердце», — скрипнул зубами, поднимаясь по лестнице.

Как он и рассчитывал, увидев розу и торт, Ариничева растаяла и по настойчивой просьбе гостя приняла его на кухне, тесной, но уютной, где он сам вызвался заваривать чай, разговаривая о том о сем, чтобы не форсировать и не пугать хозяйку расспросами.

— Чай чистоту любит, — с ученым видом знатока заявил он, оттирая содой коричневый налет с заварочного чайника.

— Что вы делаете?! — всплеснула она руками. — Ах, Александр Александрович! Да эту «грязь» Анатоль полтора года собирал!.. Это же чайный налет, он придает свежему чаю особый аромат, все московские чаевники чайник не оттирают, а напротив, ополаскивают холодной водой, чтобы не смыть эту пленку!..

Каменев замер с губкой в руках. Про то, что чай любит чистую посуду, ему сказал помешанный на чае Решетников, и теперь он помянул его недобрым словом.

— Извините, а я не знал. В Омске посуду моют. Может, это от регионов зависит или от воды?

— Ладно уж, теперь что делать — мойте дальше, — вздохнула Ариничева, накрывая на стол.

Вкусно запахло свежим кремом и чаем. Роза в высокой вазе заняла место посреди стола.

«Ни дать, ни взять — серебряная свадьба!» — подумал Каменев, не представляя, как он сможет перейти к тому, за чем, собственно, приехал.