Но все же судно было такое легкое, высокие, тонкого полотна паруса так хорошо держали ветер, что «Танкадера», подгоняемая еще и течением, к шести часам вечера находилась в десяти милях от устья реки, на которой стоит Шанхай: самый город был расположен приблизительно в двенадцати милях вверх по ее течению.
В семь часов до Шанхая оставалось три мили. Страшное проклятие сорвалось с губ лоцмана… Премия в двести фунтов стерлингов, видимо, ускользала от него. Он посмотрел на мистера Фогга. Филеас Фогг оставался спокойным, хотя на карту было поставлено все его состояние…
В этот миг вдали показался длинный черный силуэт, увенчанный облаком дыма. То был американский пакетбот, отходивший из порта в назначенное время.
– Проклятье! – вскричал Джон Бэнсби, в отчаянии выпуская из рук руль.
– Сигнал! – спокойно приказал Филеас Фогг.
На носу «Танкадеры» стояла маленькая бронзовая пушка. Она служила для подачи сигналов во время тумана.
Пушку зарядили по самое жерло, но когда лоцман уже готов был поджечь фитиль, мистер Фогг приказал:
– Спустить флаг!
Флаг был спущен до середины мачты. Это было сигналом бедствия, и можно было надеяться, что американский пакетбот, заметив сигнал, изменит курс, чтобы подойти к шхуне.
– Огонь! – скомандовал мистер Фогг.
И звук выстрела маленькой бронзовой пушки разнесся в воздухе.
Глава двадцать вторая,
где Паспарту убеждается, что, даже находясь у антиподов, все же следует иметь немного денег в кармане
Седьмого ноября в половине седьмого вечера «Карнатик» покинул Гонконг и на всех парах устремился к Японии. На нем был полный груз и множество пассажиров. Только две каюты первого класса оставались свободными: те самые каюты, которые были заказаны мистером Фоггом.
На другой день утром пассажиры второго класса не без некоторого удивления могли увидеть растрепанного шатающегося человека с тусклым взглядом, который нетвердыми шагами вышел из каюты и тяжело опустился на палубную скамью.
Это был Паспарту. Вот что с ним произошло.
Через несколько мгновений после того, как Фикс покинул курильню, двое слуг подняли крепко спавшего Паспарту и положили его на кровать, предназначенную для курильщиков. Часа через три Паспарту, преследуемый даже во сне навязчивой идеей, поборол одуряющее действие наркотика и очнулся. Мысль о невыполненном долге вывела его из оцепенения. Он покинул ложе пьяниц и, шатаясь, держась за стены, падая и поднимаясь, но все время неудержимо стремясь вперед, словно под властью какого-то инстинкта, вышел из курильни, крича словно во сне: «Карнатик»! «Карнатик»!»
Пароход уже дымил, готовый к отплытию. Паспарту оставалось сделать лишь несколько шагов. Он устремился через трап, ступил на борт и свалился без сознания на баке в ту самую минуту, когда «Карнатик» поднимал якоря.
Матросы, привыкшие к подобным сценам, перетащили бедного малого в одну из кают второго класса, и Паспарту проснулся только на другой день в полуторастах милях от китайского берега.
Вот почему Паспарту оказался в это утро на палубе «Карнатика» и вдыхал полной грудью свежий морской воздух. Этот чистый воздух его окончательно протрезвил. Он с трудом стал собирать свои мысли и наконец припомнил все, что случилось накануне: признание Фикса, курильню и т. д.
«Очевидно, – подумал он, – я здорово нализался! Что-то скажет мистер Фогг? Во всяком случае, я не опоздал на пароход, а это самое главное!»
Затем он подумал о Фиксе.
«Надеюсь, – сказал он себе, – что теперь мы от него избавились: после такого предложения он не посмеет последовать за нами на «Карнатике». Полицейский инспектор, сыщик гонится по пятам за моим господином, подозревая его в том, что он ограбил банк! Этого еще не хватало! Мистер Фогг такой же вор, как я – убийца!»
Должен ли Паспарту рассказать все это своему господину? Следует ли мистеру Фоггу знать о той роли, какую играет в этом деле Фикс? Может быть, лучше подождать возвращения в Лондон и лишь тогда рассказать ему о том, как полицейский агент из столицы гнался за ним вокруг света, и вместе с Филеасом Фоггом посмеяться над этим молодчиком? Да, конечно, так будет лучше. Во всяком случае, над этим стоит подумать. А теперь он немедленно отправится к мистеру Фоггу и извинится перед ним за свое неприличное поведение.
Паспарту поднялся с места. По морю ходили волны, и пакетбот сильно качало. Честный малый, еще не совсем твердо держась на ногах, кое-как добрался до кормы, где помещались каюты первого класса.
На палубе он не встретил никого, кто походил бы на его господина или миссис Ауду.
«Ага, – сказал сам себе Паспарту, – миссис Ауда еще спит в этот час. А мистер Фогг, видно, нашел себе партнеров для виста и по своему обыкновению…»
Рассуждая таким образом, Паспарту спустился в салон. Мистера Фогга там не было. Паспарту оставалось только одно: спросить у судового казначея, какую каюту занимает мистер Фогг. Тот ответил, что не знает пассажира с такой фамилией.
– Простите меня, – настаивал Паспарту, – но я говорю о высоком, спокойном, малообщительном джентльмене и о молодой женщине…
– На пакетботе нет ни одной молодой женщины, – ответил казначей. – Да вот вам список пассажиров, посмотрите сами.
Паспарту пробежал глазами список. Фамилии его господина там не было.
У Паспарту потемнело в глазах. Но потом у него мелькнула новая мысль.
– Черт возьми, ведь я нахожусь на «Карнатике»? – воскликнул он.
– Да, – ответил казначей.
– На пути в Иокогаму?
– Совершенно верно.
Паспарту было испугался: уж не ошибся ли он судном? Но это оказался действительно «Карнатик», и все же его господина здесь не было.
Паспарту упал в кресло. Это известие поразило его, как громом. Но вдруг его словно осенило. Он вспомнил, что час отплытия «Карнатика» был перенесен и он, Паспарту, должен был предупредить своего господина, но не сделал этого! Следовательно, по его вине мистер Фогг и миссис Ауда опоздали к отходу пакетбота!
Это его вина, конечно, но в еще большей мере – вина того предателя, который напоил Паспарту, чтобы разлучить его с мистером Фоггом и задержать того в Гонконге. Наконец-то он разгадал маневр полицейского инспектора! И теперь мистер Фогг наверняка разорен, проиграл свое пари и, может быть, уже арестован и заключен в тюрьму!.. При этой мысли Паспарту принялся рвать на себе волосы. Ах! Если только когда-нибудь этот Фикс попадется ему в руки, уж он сведет с ним счеты!
Несколько оправившись от удара, Паспарту вновь обрел хладнокровие и принялся обдумывать создавшееся положение. Оно было незавидным. Наш француз был на пути в Японию. Добраться-то он до нее доберется, но как выбраться оттуда? В карманах у него было пусто. Ни одного шиллинга, ни одного пенни! Во всяком случае, его проезд и питание были заранее оплачены. Следовательно, в его распоряжении было пять или шесть дней, чтобы принять какое-либо решение. Сколько он съел и выпил за этот переезд, не поддается описанию. Он ел и за мистера Фогга, и за миссис Ауду, и за самого себя. Он ел так, словно Япония, где он должен был высадиться, была пустыней, лишенной каких бы то ни было съестных припасов.
Тринадцатого ноября с утренним приливом «Карнатик» вошел в порт Иокогама.
Иокогама – важный порт на Тихом океане, куда заходят все пароходы, как почтовые, так и пассажирские, совершающие рейсы между Северной Америкой, Китаем, Японией и Малайским архипелагом. Иокогама находится в бухте Иеддо, неподалеку от второй столицы японской империи – громадного города Иеддо, бывшего некогда резиденцией сегунов в те времена, когда существовал этот гражданский император; Иеддо – соперник Киото, где живет микадо, божественный император, потомок богов.
«Карнатик» пришвартовался к набережной Иокогамы, неподалеку от мола и таможенных складов, среди многочисленных судов разных национальностей.
Паспарту без всякого восторга ступил на землю столь любопытной Страны сынов солнца. Ему не оставалось ничего лучшего, как довериться случаю, и он побрел наугад по улицам города.