Аргонавты Вселенной (илл. Г.Малакова)

— Вот-вот! Камни, полагаю, очень странные. Сейчас покажу. Вадим, идите и вы, прошу.

Сокол был уже тут. Его как геолога и минералога действительно заинтересовали загадочные камни. Но Рындин на этот раз реагировал совсем не так, как хотелось Ван Луну. Он испытующе посмотрел на Галю и коротко спросил:

— Вы несли эти камни с собой в сумке?

— Да, Николай Петрович.

— И сумка, как обычно, висела на левом боку?

— Да.

Рындин медленно приподнялся, сел, тяжело опираясь на руки. Лицо его было очень серьезным и озабоченным, когда он заговорил:

— Галиночка, друг мой, ваша боль — это результат ожога, радиоактивным веществом. Камни, очевидно, очень радиоактивны. Находясь долго в сумке, которая прикасалась к вашей ноге, они обожгли кожу. Будем надеяться, что это только поверхностная реакция…

Галя удивленно смотрела на Николая Петровича, который продолжал:

— По внешнему виду ваша опухоль напоминает именно такие ожоги. Хорошо хоть, что эти камни оказались ближе всего к ноге, а не к груди или животу…

В этот момент раздался необычно напряженный, взволнованный голос Вадима Сокола:

— Николай Петрович, неужели это… да нет, я не могу поверить! И все же…

— Что вы хотите сказать, Вадим? — с недоумением спросил Рындин.

— Я боюсь даже предположить, Николай Петрович… что если это инфрарадий?

Галя ничего не понимала. Какой инфрарадий? О чем это говорит Вадим? Но она видела, как у Рындина заблестели глаза, как Ван Лун вынул изо рта свою трубку и с интересом вопросительно смотрел на геолога. Они, несомненно, были изумлены, но совсем не так, как Галя. Если девушку удивляло то, что Вадим Сергеевич так взволнованно заговорил вдруг о каком-то инфрарадий, о котором она никогда и не слышала, то Рындин и Ван Лун, казалось, — сосредоточенно взвешивали, в какой степени Сокол мог оказаться прав. Очевидно, речь шла о чем-то, хотя и спорном, но вполне понятном и хорошо известном обоим. Ужасно плохо чувствовать, что ты знаешь намного меньше других!..

А Сокол все так же возбужденно продолжал:

— В самом деле, Николай Петрович, можно ли сомневаться в существовании сто двадцатого, если считать реальным существование сто одиннадцатого? А сто одиннадцатый существует, и мы скоро найдем его здесь, на Венере, я в этом убежден! Ведь все данные говорят об этом — и даже первые образцы породспутников подтверждают, что ультразолото близко. Вы сами видели эти образцы. Так почему же не быть сто двадцатому?

— Вы не только сейчас, но и раньше всегда были горячим защитником этой гипотезы, — вставил Рындин. — Помните, Ван, споры на президиуме химического общества? Ван Лун молча кивнул головой.

— Это не гипотеза, — запротестовал Сокол с еще большей горячностью, — а вполне обоснованная идея. Во всяком случае, не менее обоснованная, чем была в свое время теория существования ультразолота. А сейчас, Николай Петрович, настало время, когда и теоретизировать нечего. Нужно просто сделать точный анализ. Ведь вы согласитесь, что ни один минерал, ни один элемент на Земле — природный или искусственный — не имеет таких свойств активизации, как эти образцы, принесенные Галей?

— Да, — задумчиво согласился Рындин, — явление совершенно необычное… Что ж, давайте проверим. Кто знает, может быть, мы привезем на Землю то, чего там совсем не ожидают. Это было бы замечательно! Где же, наконец, ваши камни, Галя?

Галя хотела встать, чтобы подать Рындину свою сумку, лежавшую в углу каюты, но Ван Лун опередил ее.

— Лежите, девушка, буду ухаживать за вами, — сказал он, направляясь к сумке. — Вот они, Николай Петрович.

На его ладони лежали небольшие зеленовато-серые камушки неправильной формы, похожие, как с огорчением подумала Галя, всего только на маленькие картофелинки. И ничего необычайного не было в их виде. Почему же вокруг них столько разговоров?

Удивительно, но волновался и Николай Петрович. Он внимательно рассматривал один из камушков, взвешивал его на руке, поворачивал то одной стороной, то другой.

— Вес довольно солидный, — проговорил он наконец. — Проверьте, Вадим, проанализируйте. И если…

Но Сокол уже не слушал. Захватив с собой несколько камней, он направился в лабораторию. Рындин задумчиво посмотрел ему вслед, потом повернулся к Гале.

— Если это так, если Вадим прав… Галя, это будет исключительным по важности событием в науке! И честь этого открытия по праву будет принадлежать вам, милая девочка… Да не смущайтесь вы, ведь это так. Ведь не кто-нибудь другой, а именно вы нашли в пещере этот минерал.

— Мы вместе с товарищем Ваном, — возразила Галя: она все еще не могла поверить, что Николай Петрович говорит серьезно.

— О, нет, — решительно опроверг ее слова Ван Лун, — открыла она, Николай Петрович, удостоверяю. Я только потом заметил. Инфрарадий на Венере — если это инфрарадий — ее открытие. Очень-очень рад!

— Николай Петрович, а что это такое? — робко осведомилась Галя. — Вы говорите, инфрарадий, а я ничего не понимаю, — добавила она, краснея.

— Это совершенно замечательно! — рассмеялся Рындин. — Нет, каково: Галя сделала, может быть, величайшее открытие — и даже не подозревает об этом! Ну что ж, придется вам объяснить. Поскучайте немного, Ван, или займитесь чем-нибудь, пока я побеседую с Галей. Да, вот что: установите же наконец, что с нашим передатчиком: может быть, повреждения в нем не так уж сложны. И проверьте, не отметил ли автомат каких-нибудь радиоимпульсов с Земли.

— Хорошо, Николай Петрович, — ответил Ван Лун и тут же отправился в навигаторскую рубку.

— Значит, что такое инфрарадий, Галя? — Рындин устроился поудобнее в гамаке. — Чтобы ответить на этот вопрос, нужно хорошенько вспомнить таблицу элементов Менделеева. Вы помните ее?

— Конечно, Николай Петрович! И даже могу представить себе ее ряды, — убежденно ответила Галя.

— Превосходно! Вы знаете, что мы должны найти на Венере ультразолото. А как мы пришли к мысли о его существовании вообще?

— Продолжили периодическую систему Менделеева и решили, что во второй половине седьмого периода должен быть элемент номер сто одиннадцать, повторяющий свойства золота, — без запинки ответила Галя.

— Чудесно! Так вот, когда спектральный анализ помог нам установить, что ультразолото действительно существует на Солнце, некоторые ученые, ободренные этим подтверждением их теории, выдвинули, еще одну, даже более смелую, гипотезу. Кстати, горячим ее защитником был наш Вадим Сергеевич, — добавил Рындин, улыбаясь. — Поэтому он так страстно и доказывал сейчас нам, что вы нашли именно инфрарадий… Как бы это рассказать покороче, но чтобы вам все стало ясно?

— Ничего, Николай Петрович, — сказала Галя. — Я постараюсь понять.

Рындин с улыбкой взглянул на Галю:

— Прежде всего — вообще об энергии, дорогая моя Галя. Человечество расходует огромное количество энергии. Уголь, нефть, торф и иные виды топлива — все это конденсированная энергия, которую мы безжалостно расходуем веками. Правда, мы все больше и больше пользуемся и другими видами энергии, получаемой уже не от горения. Вы, конечно, знаете о белом угле — энергии воды, голубом угле — энергии ветра, желтом угле — энергии солнечных лучей. За последние десятилетия люди научились широко применять атомную энергию, которая покорно работает на нас в котлах атомных электрических станций и других промышленных установок. И все-таки ученые продолжают думать о новых и новых источниках энергии.

— Да разве нам мало атомной энергии? — удивилась Галя. — Ведь ее хватит на многие тысячелетия.

— Правильно, — согласился Рындин. — Но и у нее все же есть недостатки. Энергия урана и плутония, которую мы используем в нашем народном хозяйстве, не говоря уже об энергии термоядерных реакций, требует больших и сложных промышленных устройств, в которых мы расщепляем атомные ядра или создаем новые. Между тем — как изумительно удобно было бы использовать энергию какого-либо радиоактивного элемента, который сам, без нашего вмешательства, постоянно выделяет ее! Ну вот, скажем, если бы мы научились пользоваться энергией чудесного элемента радия. Если собрать все излучение, испускаемое беспрерывно радием, то оказывается, что один — всего один! — грамм радия выделяет за 6 суток тепло, достаточное для того, чтобы вскипятить стакан воды. Всего один грамм радия, Галя! И вот так безостановочно, распадаясь, наш грамм радия будет излучать энергию более чем 16 тысяч лет. За это время грамм радия выделит из себя 2,8 миллиарда малых калорий, если всю его энергию перевести в тепло. Это столько же тепла, сколько дают при сжигании 425 килограммов лучшего каменного угля. Вот что такое радий, Галя, и заключенная в нем энергия!