— Это прекрасно! — выдохнула Даяна.
— Мама! — напомнила ей Таня.
— Я не буду. — Она мужественно боролась со слезами. — Но это так похоже…
— На что похоже? — тревожно переспросила Мэри-Роуз.
— На то, какой я была раньше.
Наконец-то и Китти поняла.
У них на глазах с лицом Даяны творились какие-то загадочные перемены, и трудно было догадаться, что еще она хотела бы сказать, о чем думала. Кто может разгадать мысли человека в такой момент? Мэри-Роуз сумела.
— Но это не вы, — сказала она вдруг, поразив Китти.
Даяна удивленно вскинула на нее глаза, смутилась.
— Все в порядке, сейчас снимем.
— Вы столько трудились.
— Бог с ними, с моими трудами. Это ваш день. Хотите снять?
Даяна оглянулась на дочь.
— По-моему, тебе замечательно идет, ма, но решай сама.
Даяна усердно размышляла.
— Просто это… это мои прежние волосы, а лицо другое… это как-то неправильно.
— Сейчас исправим, — сказала Мэри-Роуз, стянула парик и обнажила лысую голову.
Даяна вздрогнула.
Контраст между лицом с макияжем и бледной кожей черепа бросался в глаза.
— Пустим в ход нашу волшебную кисточку, — прочирикала Мэри-Роуз. — Предупреждаю: будет щекотно.
Даяна улыбнулась, Таня и вовсе рассмеялась.
— Помочь?
Китти отступила еще на шаг и смотрела во все глаза, как Мэри-Роуз и Таня пудрят и подкрашивают лысую голову Даяны и все трое хохочут.
— Ну вот и закончили, — удовлетворенно заявила Мэри-Роуз, когда Таня на каталке повезла мать в актовый зал больницы, навстречу предстоящей свадебной церемонии, и дверь за ними захлопнулась. Медсестры спешили следом, радуясь, что в отделении для безнадежных больных состоится столь жизнеутверждающее событие.
— Сколько ей осталось? — спросила Китти.
— Несколько месяцев, наверное. — Мэри-Роуз принялась собирать свои инструменты.
— Как ты это делаешь? — Китти в изнеможении присела.
— Это нелегко, но не так уж и скверно… Раньше я не верила в брак. Мама с папой разошлись, когда я была ребенком, да они и никогда не ладили, так что хорошего примера я в детстве не видела. Но теперь мои подруги одна за другой выходят замуж и обычно просят меня сделать им прическу. Невесты всегда нервничают, больны они или здоровы. Тут главное понять, хотят ли они поболтать с парикмахером или предпочитают помолчать. Вся разница в том, что мои подруги волнуются, потому что это «навсегда». Им предстоит прожить с этим мужчиной всю жизнь. А Даяна грустит оттого, что ее «навсегда» такое недолгое. Но, когда я выйду замуж, я хотела бы, как Даяна, верить вопреки всему, верить в «навсегда».
Раз в неделю Мэри-Роуз привозила мать в город пообедать. Она поддерживала эту традицию, невзирая на состояние здоровья матери, и на этот раз выбрала торговый центр «Пауэрскорт», располагавшийся в георгианском особняке на Графтон-стрит. Когда-то там давали балы виконт Ричард Уингфилд, третий по счету носитель титула, и его жена Амелия, теперь горожане приходили сюда за покупками и вкусной едой. Посредине накрытого навесом внутреннего двора под балконами основного здания был устроен просторный ресторан. Где-то рядом негромко играло пианино. Китти, и так уже в тот день насмотревшейся на больных, пришлось сесть за стол с женщиной, чью речь почти не удавалось разобрать — одна сторона лица у нее была парализована. Переводчиком, как и в больнице, служила Мэри-Роуз. Китти пыталась объяснить ее матери, какие у нее планы на Мэри-Роуз, когда их разговор прервал громкий мужской голос.
— О нет! — тихо вскрикнула Мэри-Роуз, увидев на главной лестнице, ведущей в торговые ряды, Сэма с микрофоном в руках.
— Дамы и господа, минуточку внимания, прошу вас! — Он постучал по микрофону, и все затихли. — Я отниму у вас немного времени. Понимаю, что все вы пришли сюда отдохнуть, но тут находится важный для меня человек, и я хочу сказать ей кое-что очень важное.
Уже знакомая Китти волна приятного возбуждения прокатилась по толпе.
— Маргарет Посслуэйт, ты слышишь меня?
Мэри-Роуз застонала.
— Мэгги, ты тут? — настаивал Сэм.
Мать Мэри-Роуз подтолкнула ее под локоть, и рука девушки непроизвольно взметнулась в воздух, в то время как другой рукой она закрыла себе лицо.